Среди подростков пронесся недовольный шепот. Аюрзана приказала им:

– Выпустите зайца. Нам очень нужно знать правду. И как разжиться доброй скотиной в том числе.

Суета вокруг туулашки-зайца расстроила желание присутствующих слушать улигеры. Дедушкин концерт решено было перенести на завтра. А ему это и было нужно. Он очень хотел задержаться здесь, чтобы продолжить беседу с Мунхэбаяром. А пока он повел разговор с его отцом об изготовлении нового морин хуура, начав с того, что Ринчин – кожевник и сможет выделать из кожи верхнюю деку инструмента.

Мужчины остались вдвоем у костерка, испускавшего дымок по ветру вслед заходящему за Байкал солнцу. Женщины и дети почтительно удалились. И, кажется, все вместе взялись возводить шалаш для Очира в том месте, куда он указал. Подростки выловили зайца, резво бегавшего по клетке с душистой травой. В крепких их объятиях зверек расстроенно притих. Женщинам и детям хотелось дотронуться до него, и они гладили длинные дрожащие уши, а потом под крики «гуй, гуй» заяц был выпущен.

История молодой женщины Долгеон, которую хотели выдать за безногого Ринчина, была такова. Лет пять назад у нее был жених, сын Аюрзаны. Он ушел с зимним обозом в Верхнеудинск и не вернулся. Аюрзана поселила невесту сына рядом с собой, она все надеялась, что сын вернется, невеста надеялась на возвращение жениха. Но шаманы, которых тогда было много в Баргузинской долине, поведали Аюрзане о пропаже всего обоза, расхищенного бандитами. «Твой сын уже переродился в новом облике», – утешили шаманы мать.

Долгеон, грустя, привязалась к осиротевшему внуку Аюрзаны Мунхэбаяшке. Она стала следить за его одеждой, чтобы она не была рваной и была теплой зимой. Из каких-то неведомых лоскуточков Долгеон ставила заплаты на его халат и штаны и раздобыла неведомо где утепленные мужские гуталы. Постепенно нога мальчика доросла до их размера. Долгеон пела Мунхэбаяшке старинные песни и стала для него незаменимой. Аюрзана и другие женщины незаметно поощряли эту привязанность. Им всем было нелегко, все они потеряли мужей и близких, они понимали Долгеон и даже подражали ей, занимаясь своими детьми.

И тут привезли Ринчина. Невольно Долгеон оказалась вблизи него. Подбрасывая дрова в очаг деревянной юрты или растирая случайно доставшееся ей зерно на зернотерке, она скрытно наблюдала за отношениями отца и сына, девять лет не видевших друг друга. Поначалу Мунхэбаяр садился рядом с Ринчином, как почтительный сын, и беззвучно плакал в полутьме жилища. Плакал от ужаса, что у отца нет ног, и представляя, как он их потерял, словно это произошло с ним самим. Ринчин не замечал его слез, он сам находился в напряжении, считая свое беспомощное положение позором для мужчины. Он видел в глазах женщин и детей плохо скрываемый ужас. Так было в первые дни. Потом к нему стали привыкать, звуков мужского голоса всем так не хватало! Ужас перед его искалеченным телом отошел на задний план. Ринчин замечал тонкий такт женщин и детей по отношению к нему, но это вряд ли его успокаивало, хотя вскоре он смог отшучиваться, рассказывать о тех краях, в которых побывал с винтовкой в руках. Тогда только он заметил, что глаза сына мокры от слез, когда тот часами сидит рядом, и довольно грубо отослал мальчика подальше. Дескать, нечего бездельничать. Мунхэбаяр обиделся на него и ушел, ведь он сидел рядом из чувства долга. Долгеон как могла объяснила мальчику, что отец обошелся с ним грубо по растерянности, он отвык от своих, девять лет был совсем одинок, больше одинок, чем сын.

Ринчин рассказывал, как они воевали: