— Ты не сможешь так поступить! — пищит возмущенно Ольга. — На что я буду жить?

— То есть, тебя не смущает, что я заберу у тебя дочь? — усмехаюсь я. — Мысли все только о деньгах. Вот что заработаешь, на то и будешь жить. Ты же так работать хочешь. Ну так вперед и с песней!

— Ну, знаешь ли, — зло фыркнув, бывшая жена подскакивает со своего места и, эффектно тряхнув волосами, гордо заявляет: — Иного я от тебя не ожидала. Как был подлецом, так и остался. Всю молодость на тебя потратила. Скотина неблагодарная!

— Оля, еще одно слово, и я реально разозлюсь, — привычно гашу ее очередной словесный понос. — Впрочем, работать тебе не запрещаю. Можешь работать, где пожелаешь, если ты уверена, что тебе это не будет мешать воспитанию Василисы. Наша дочь уже повзрослела и переживет твое отсутствие в течение рабочего дня.

Едва я закончил говорить, как Ольга совсем скисла.

Видимо до нее начало доходить, что акробатический номер с работой раскрыт, а работать кем-то, кроме как моей женой она не намерена.

— Я тебя поняла, Марат, — наконец выдавливает из себя она и закидывает последнюю удочку. — Может, позавтракаем вместе?

— Я ел, — сухо выдавливаю из себя. — Но тебе могу посоветовать отличную столовую на первом этаже. Заодно посмотри: там табличка с вакансиями где-то висела. Они, кажется, повариху искали.

На слове «повариха» бывшую змею все же передергивает, и она под стук собственных каблуков с гордым и независимым видом, наконец, удаляется.

— Аня! — зову свою секретаршу минут через десять после ухода Ольги. — Анька! Где ты есть?

— Ась?! — залетает она, на ходу что-то дожевывая.

— Анечка, — обманчиво сладко зову я, — если ты столько будешь жрать, то скоро нам придется тебе офисное кресло заметить на диван, потому что твоя попа в него не поместится.

— Да что вы такое говорите, Марат Геннадьевич! Я ж на диете…

— Кх-х-х, стесняюсь спросить на какой, но не суть. Если еще хоть раз не предупредишь, что меня тут с утра так сильно ждут бывшие проблемы, я тебе вместо премии подарю абонемент в фитнес-зал. Будешь там каждый день скакать, худеть и думать о том, какой у тебя злой начальник. Понятно?!

— П-п-понятно, Марат Геннадьевич, — как китайский болванчик, кивает Аня и заговорческим шепотом интересуется: — Так достала?

— Иди уже, Аня, зови мою Звезду Генриховну. Я хочу понять, как мы оказались в очередной жопе, и с кого снять скальп за это дело.

Анька, верно определив мое настроение, как паршивей некуда, моментально убежала, а я, откинувшись на спинку стула, мыслями вернулся к Серафиме.

То, что она любит сына, понятно и ежу. Все для него делает. А ведь родила рано, растила одна. Тем более, что мальчик инвалид - это очень тяжелая ноша.

Самоотверженная любовь к ребенку…

Это то качество, которого напрочь лишена Ольга.

Нашей дочери уже восемь. Большая девочка.

Я бы уже давно забрал Василису себе, но она очень любит Ольгу. И у меня никогда не хватит духу отобрать у дочери маму. Никто ее не заменит, даже самый любящий и заботливый отец. Это я точно знаю, потому что сам рос без матери.

В дверь коротко постучали, и в мой кабинет, царственно чеканя шаг, вошла Маргарита Генриховна.

— Рассказывайте…

Через час понимание, что я попадаю на сумасшедшие бабки, уже не просто бесило, а требовало кого-то срочно убить и желательно все же Расташинского, так как недосмотр был с его стороны в первую очередь.

— И как ты его пропустил?!

— Да я…

— Да у тебя просто жиром уже мозги заплыли! — продолжал орать я, так что стены сотрясались. — Все приходится делать самому. Уволю всех к чертям!

Разогнав своих бездарей по рабочим местам, наказал Ане забронировать мне билет на ближайший самолет в Тель-Авив, и с какой-то совершенно несвойственной мне грустью посмотрел в окно.