— Ну, о чем-нибудь… Расскажи о себе…

Боже, да что рассказывать? В моей жизни нет ни стрельбы, ни разборок, обычная нищенка, перебивающаяся на зарплату санитарки. Что-то бормочу, каждые несколько секунд тормошу его, и так мы коротаем время.

Вот и встретили Новый год… Не знаю, откуда ехал Балда, но у меня создалось впечатление, что с края земли, не иначе. Появился он только спустя полтора часа, а промедли еще чуть-чуть, и нашел бы в машине два околевших трупа. По неведомой причине печка отказывалась греть, сколько я её не тыкала, всё было напрасно. Спасли нас бушлаты, оставленные ребятами со скорой, хотя к приезду дружка моего пациента, я почти превратилась в Снегурку.

— Зато кровь свернулась. — шутит Чума, подмигнув мне, и, вдавив дуло пистолета в спину, настойчиво кивает на дверцу. — давай, вылезай. Щас нас доставят в тепло и комфорт.

— Ты же сказал, что меня отвезут домой! — возмущаюсь, оглянувшись.

— Ты замужем? — зачем-то интересуется он, и неловко спускается на землю.

Видимость нулевая, небо низвергает белые хлопья, и ветер, подхватывая их, швыряет мне в лицо. Лихо притормозив, из огромного черного джипа выскакивает молодой мужчина, и торопливо, поскальзываясь, идет к нам.

— Тебе какая разница?

— Если муж дома не ждет, на хрена туда ехать? Отпразднуешь с нами, не трясись так, не обидим. — сжимает мою озябшую руку, и приваливается к газели.

— Чума, чё случилось? Чё за маскарад, я не въехал? — спрашивает Балда, поддерживая его и не давая сползти вниз. — э, брателла, ты чего это? Пьян, что ль?

— Ранен он. — строго вмешиваюсь, взглянув на Балду. — скорее, его нужно отвезти в больницу! Он крови много потерял!

— Хуя с два. Никаких больниц, чтоб... Меня эти спецы с купленными... Дипломами штопали... В гробу я их всех... видел! — хрипит Чума, неожиданно сильно стиснув мои пальцы, и, отлепившись от газели, делает неверный шаг. — погнали, чё в землю вросли… Макс, зарулишь в ближайшую аптеку, вон барышня купит всё, чё надо.

— Кто тебя так устряпал? — удивляется Балда, подталкивая меня к джипу, и ведёт друга туда же, — ты ж в клуб собирался, наехал кто?

— Потом… Расскажу. — с усилием выдавливает Чума, и с громким стоном усаживается в салон «хаммера». — Медсестричка с нами едет… Хреново мне совсем… Если отрублюсь…

Это его последние слова, и я, проклиная всё на свете, плюхаюсь рядом с ним на заднее сиденье. Остается надеяться, что уходящий год не подкинет подарочек в виде смерти нового знакомого…

ДАНИЛА

Очнулся он внезапно, в первое мгновение чудится, будто его окунули в кипящую смолу. С пересохших губ срывается протяжный стон, ослабевшая рука шарит по кровати, но натыкается лишь на покрывало. Рядом никого нет, в комнате он один, и полоска света сочится сквозь щель в прикрытую дверь.

Приподняться удается с третьей попытки. Скрипнув зубами от натуги, Данила осматривается, взгляд выхватывает знакомые очертания мебели, задернутые шторы. Кажется, еще ночь, сквозь ткань мерцают размытые огоньки. Интересно, Новый Год уже наступил или нет? Силится припомнить, в котором часу поехал в кабак, вроде, около семи. Потом была недолгая разборка с тем дятлом, прицепившимся к Лерке, там-то он и схлопотал пулю под ребра.

Или он всё-таки проспал главную ночь страны?

— Балда!

Хотел позвать друга громко, но едва расслышал собственный шепот. Обессилев, падает на кровать, и закрывает глаза, борясь с очередным болевым спазмом. В памяти всплывают образы прошлого, другая новогодняя ночь и смеющаяся молодая женщина в нарядном синем платье; он протягивает ей роскошный букет алых роз, а она, кокетничая, убегает вглубь квартиры, и в прихожей витает терпкий аромат духов.