– И кстати, насчет девушек, – выделила мама слово «девушек» и повернулась ко мне. – Ты поаккуратнее там. Выбирай с кем общаться, а то знаешь, всякие сейчас пошли. Найдётся какая-нибудь… Глупостей каких-нибудь не натвори. Об учебе надо сейчас думать.

Рома закатил глаза:

– Да ё-маё! Мам, ну не начинай, а! Какая учеба? Еще только август!

– Ой, да ладно тебе, Лен! – хитро сощурившись попытался сгладить обстановку отец. – Что ты к нему пристала? Такая не такая. Она должна ему нравиться, а не тебе. Ты себя-то вспомни? Примерная что ли была?

Мама обернулась к нему, прикоснулась пальцами к непослушной челке. Рома отвёл глаза и заелозил на диване, пытаясь встать. “Самое время смыться. Чемодан собран, может сыгрануть в “колду”?

– Мы, кстати, в лагере с твоей мамой познакомились, та еще была заноза, – остановил его, едва начатый побег, отец.

– Миша! – покраснела мать и отпихнула его от себя. – Ты обещал не припоминать мне эту историю.

Мобильник спасительно завибрировал и Рома, кое-как оторвав задницу от дивана, похромал в коридор, чтобы не слушать секретную историю чудесного знакомства. Заодно подхватил старенькую гитару и поставил ее рядом с чемоданом. Ее он тоже решил взять с собою. Когда сломал ногу гитара стала единственным развлечением в бесконечной череде одинаковых дней. Рома накачал из интернета аккордов и несколько вечеров отец учил его исполнять самые простые песни. Потом он уже справлялся сам.

– Да, – выдохнул Рома в трубку.

– Привет, старичок! Собрался уже? – ехидно поинтересовалась Лариса.

– Ага, чемодан напоминает бомбу, которая вот-вот взорвется. А ты?

– Осталось немного вещей, не влезли. Думала к тебе запихнуть, но видимо не получится. Как самочувствие?

– Ларис, давай хоть ты не будешь эту чушь спрашивать? Мама уже достала. Она со мной только о таблетках и самочувствии разговаривает, как будто мне семьдесят пять на днях исполнится.

– Ой все, не ворчи, старичок. Я просто так спросила, ты какой-то нервный.

– Да достали уже, они постоянно несут какой-то бред! Поскорей бы свалить уже отсюда.

Лариска сдавленно хихикнула:

– Не преувеличивай.

– У меня иногда ощущение, что они с другой планеты. Прикинь отвернусь, а у кого-то из них из груди вырвется “чужой” и сожрет меня! Хотя мама итак прекрасно высасывает мозги своими психами!

– Скажешь тоже, ладно, до завтра! В лагере оттопыримся на всю катушку. Ночь потерпеть и свобода! Йуху!

– Пока! – Рома сбросил вызов, задумчиво постоял в коридоре, прислушался к голосам родаков. Да, Ларка права, завтра все изменится. Завтра он сам будет принимать решения. Нога болела и распухла. Матери говорить нельзя. Где эта дурацкая мазь?

Утром Рома чувствовал себя бодрее. Что-то вчера непривычно расклеился, даже пожалел сам себя. Какие глупости. Но насчет трости решил точно: ее с собой не повезу. Мама конечно распсиховалась, потом начала уговаривать, потом льстить:

– Да ты с ней вылитый доктор Хаус!

Рома даже комментировать не стал. Она, не найдя поддержки, обратила свой тревожный взор на отца и начала пилить. Пилила его на остановке, потом в автобусе, от второй остановки до комитета по делам молодежи:

– Миша, я  волнуюсь!

– Это обычное твое состояние, я не удивлен.

– У меня ощущение, что мы хотим избавиться от своего больного ребенка.

– Да, блин! Больно… – возмутился Рома, но отец прервал его на полуслове.

– Лен, мы обсуждали это сто раз! Избавиться! Сама говорила, что он от безделья на стенку лезет, потому что мы весь день на работе, а кроме нас некому его развлекать, – папа говорил спокойно, Рома завидовал его терпению. Он решил пока не лезть со своим мнением и послушать, что на этот раз мама придумала, чтобы не отпустить в лагерь.