Впрочем, я учился в школе раздельного обучения. Был период во время и после войны, когда мальчики и девочки, юноши и девушки учились в «мужской» и «женской» школах, встречались друг с другом лишь во дворах или на вечерах, которые регулярно устраивались – с танцами, играми, соревнованиями. В военные и первые послевоенные годы против этой системы обучения никто не возражал, и под рукой была ссылка на историю – былые, еще досоветские «институты девиц» и «кадетские училища». Так что послевоенные и современные школьные порядки и устройство вряд ли можно сопоставлять и сравнивать. Разночтения тут большие и принципиальные. Сама прежняя школа была иной – как в идеологической сути и направленности, так и в понимании задач обучения-воспитания нового поколения. В советской школе обучение и воспитание сливались в одно целое, были подчинены идее формирования всесторонне развитой личности, подразумевающей единство и гармонию духовного богатства, моральной чистоты и физического совершенства человека. Можно как угодно критично и иронично трактовать сейчас эту цель и формулу, но коммунисты следовали этой установке на практике достаточно последовательно, разумеется, согласно своим реальным возможностям. Впрочем, следовали ей не только школа, но и другие средства познания и воспитания: литература, искусство, печать и телевидение. Можно, конечно, иронизировать и считать «утопизмом» провозглашенную Советами цель, но, думаю, честнее и справедливее заметить и отметить основательность и широту подхода коммунистов к формулированию смысла и задач духовно-практического развития и воспитания человека. Могу засвидетельствовать не «вообче», а конкретно и лично, ибо сам без ограничений и привилегий широко и без преград использовал предоставленные самой реальной действительностью возможности и что-то важное узнать, познать и что-то впитать, полюбить на всю жизнь.
Учесть надо и то важное обстоятельство, что мое детство и отрочество прошли на Кавказе, где я родился, рос и прожил пятнадцать лет, пребывая в самой гуще многонационального сообщества: азербайджанцев, русских и армян, называю основные по числу жившие там народы. На родных языках люди свободно говорили, учились, общались между собой, а русский был языком межнационального общения, издавались газеты и журналы, вещало радио, ставились спектакли театров. В Баку, столице Азербайджана с 1920 года, было тогда 12 вузов и 6 театров, в том числе русский Бакинский рабочий театр (БРТ), получивший затем имя Самеда Вургуна. Я учился в русской средней школе, изучал азербайджанский язык: откликался на позывной сигнал «Даншыр Бакы, йолдашлар!» («Говорит Баку, товарищи!»), знал и помню до сих пор мелодию и текст песни «Яша-сын Сталин» («Пусть живет и здравствует Сталин!»). В обыденном общении можно было услышать: и русское «он турок, что с него возьмешь», и сказанное по-азербайджански «эти басурмане, русские», не говоря уже об армянах, христианах, коих мусульмане титульного народа республики любили особенно «нежно». Но, странное дело, в отличие от нынешних времен, все три народа жили тогда дружно, вполне терпимо, с уважением относились к культуре, обычаям и ценностям друг друга. Армяне выпускали свою газету и журналы на родном языке, имели свой театр имени Спандаряна (или Спендиарова, точно уж не помню). Уезжая из Баку в командировку или в гости в Москву, никто не говорил, как сейчас, «еду в Россию», ибо Советский Союз, при всех противоречиях того времени, был действительно большой Родиной всех, кто жил, учился и трудился в советском Азербайджане. И никому из русских не пришла бы в голову дурная мысль-вопрос: «Нужен ли нам Кавказ?». Может быть, я был слишком юн и наивен, мало что еще знал и понимал, но заметных проявлений мусульманского национализма и русского шовинизма я тогда не замечал и не наблюдал. Как произошло это в разгар перестройки, во время резни армян в Сумгаите, и кто-то точно тогда определил сие жуткое и постыдное зрелище