А потом мы увидели мост смерти. Но до этого мы еще прошли вместе с экскурсоводом по цветочной улице.

– Туристы, – говорит экскурсовод, – обычно спрашивают: «А где же та знаменитая Цветочная улица из “Семнадцати мгновений весны”?» И им на это отвечают: «А такой улицы нет, это выдумка постановщика фильма, да и фильм-то снимался не в Берне, а в Риге». А вообще-то здесь все улицы цветочные: видите, перед каждым окошком балкончики с геранью.

И надо сказать, мы уже ждем, когда же закончится наконец центральная улица Берна с ее знаменитыми часами, которые исправно ходят, по словам экскурсовода, уже пятьсот лет, со множеством флагов, с километрами теснящихся друг к другу домов, обвитых красной геранью, с одной стороны улицы и с магазинами – с другой. Все это мало похоже на среду обитания и напоминает скорее музейные экспонаты, чем жизненное пространство.

– Вы видите? Пешеходные дорожки этой улицы все под навесами, и вы можете прогуливаться по ним, заходя во все магазины сколько хотите, даже если идет дождь… А вот, обратите внимание: здесь жил сам Эйнштейн. Он входил вот в этот подъезд.

Но тут дома неожиданно расступаются, и мы оказываемся на площадке перед панорамой, дающей глазам отдых. На горизонте лесистые горы, на их фоне замок в готическом стиле, внизу протекает река, обрамленная зеленью, а над рекой выгибается огромный мост. Пожалуй, здесь можно немного задержаться, пусть экскурсовод пройдет вперед, успеем догнать.

– Этот мост называют мостом самоубийц, – мгновенно выбивает из только что коснувшегося умиротворения гид. – Сюда приходят те, кто не хочет больше жить…

И тут же вспоминается человек, который встретился в начале улицы. Он робко протянул к нам руку, так робко и так незаметно, что мы даже не сразу поняли смысл этого жеста. Такие, как он, приходят? Да нет, как раз просящий милостыню сюда, скорее всего, и не придет. А кто придет? Какой несчастный окажется на этом страшном мосту? («А в Америке все счастливы, – так говорила недавно наша случайная гостья, которая вот уже девять лет живет там, – потому что они хорошо зарабатывают, правда, работать приходится много…» А если бы можно было еще больше зарабатывать, то они были бы, наверное, еще больше счастливы!)

– …это те, кто страдает от одиночества, – поясняет гид, а потом добавляет: – Обычно они собираются здесь на Рождество и на Пасху. В эти дни тут дежурит специальная бригада волонтеров, которые пытаются предотвратить трагедию.

На Рождество и на Пасху… Пасха и Рождество – два самых символичных православных праздника. Ликующая радость для верующих и невыносимые страдания для тех, кто не обрел Бога.

«Что остается от человека, когда из тела его извлечена душа? Труп… Что такое человек, который отвергает душу в себе и в мире вокруг себя? Не что иное, как обмундированная глина, ходячий глиняный гроб. Результат поразительный: влюбленный в вещи человек в конце концов и сам стал вещью. Личность обесценена и разорена, человек стал равен вещи. Финал трогательно печален и потрясающе трагичен: человек – бездушная вещь между бездушными вещами». (Это из статьи преподобного Иустина Поповича, которая была написана им на Западе. Неудивительно, что здесь приходят такие мысли!)

Но в Берне мы были вчера, а сейчас мы в доме наших друзей. Хозяева заботливо угощают нас, а мы мысленно прощаемся с Сашей, не в силах поверить в печальный исход.

В гостинице, завернувшись в уютные одеяла после горячего душа, думаем всё о том же: сумеем ли мы хоть немного отогреть их? Ведь ради этого Сашина жена и попросила матушку Евпраксию приехать к ним, а Батюшка не только тут же благословил ее на поездку, но и отправил нас с мужем вместе с ней. Это была последняя Риммина надежда, хотя и очень зыбкая («Он даже со своей любимой дочкой перестал разговаривать!»). Мы знаем, что жить ему осталось не больше месяца, и Саша об этом тоже знает, потому и не хочет тратить время на ненужные разговоры и лечение, но Римма, самоотверженная хрупкая женщина, похожая на маленькую девочку, мужественно борется за его жизнь, поэтому ему приходится терпеливо глотать лекарства и ездить по врачам.