Идем, ничего не видно, но, главное, туда идем или нет – непонятно. Одно время потеряли следы. Муж велел мне стоять на месте, а сам пошел их искать.

– Иди сюда, – кричит, – вот они! А я тут на полынью наткнулся. Надо осторожнее идти, нельзя от следа уходить.

Идем уже часа три, и неизвестно, дойдем ли. А вдруг не туда идем? Ну и что, что следы?

Того, кто оставил их, сейчас встретит какая-нибудь лошадка и увезет километров за двадцать, а нам куда?

– Ничего, – подбадривает меня муж, – если что, приткнемся где-нибудь около кустиков, костерчик разведем, погреемся: вон сколько здесь кустов. И коньяк у нас есть, так что не замерзнем. Ты только молись Матери Божией, как Батюшка сказал.

И тут мы заметили маленький огонек на противоположном берегу, слабенький, но живой, один, среди глухой темноты.

– Надо туда идти! – говорит муж.

Конечно, надо, тем более что и следы туда ведут. Пошли мы на огонек. Вот, думаем, кажется, сейчас дойдем, но почему-то он никак не приближается.

– Смотри: берег! – кричу я мужу.

Но оказалось, что это вовсе не берег, а остров, на который мы неожиданно наткнулись. А где же берег? Одна только снежная пустыня и никакой деревни.

Тяжелее всего, как обычно, последние метры давались.

– Знаешь, – говорит муж, оглядываясь на меня, – о ком я сейчас вспомнил? О твоем дяде, как он по полю к трактору шел, помнишь?

Еще бы мне не помнить! Дядя не хотел об этом рассказывать, да его жена уговорила.

Дядя был старшим братом моей мамы. В их семье девять детей было, мама – самая младшая, а брат, Иван, года на два постарше. Я очень любила, когда мама мне о своем детстве рассказывала. Как они с горки катались, как валенки по очереди надевали, как с дядей Ваней помидоры собирали, каждый раз надеясь, что с ними что-нибудь случится – град побьет или еще что. Но наутро поле вновь краснело тяжелыми глянцевыми помидорами, поджидая тех, кто будет безжалостно отрывать их от родного куста и тащить к телеге, которая потом, кряхтя и постанывая, отправится на базар.

Дядя у меня был легендарный. Он окончил биологический факультет и во время Великой Отечественной войны работал в военном госпитале вместе с владыкой Лукой Войно-Ясенецким, и все вспоминал, какой владыка был внимательный человек, никогда один не сядет чай пить, всегда ему предлагал.

Дядя с тетей были уже старенькие, и мне захотелось их проведать, вот я и поехала к ним на Украину.

– Расскажи-расскажи, – настаивала жена, – ей интересно будет.

Пришлось дяде рассказывать, как он ездил к своему младшему внуку на свадьбу в Донецкую область. Положила ему жена в рюкзак всяких гостинцев: соленья, тушеное мясо (чего только у них не было!). Он мешок за спину и отправился в путь: договорились, что на вокзале его зять встретит. Дядя как выдал дочь замуж, так ни разу у них не был: дети и внуки каждый год навещали, а он не любил никуда из дома выезжать. Поезд пришел к вечеру. Была уже глухая осень, и темнело рано. Вышел он из вагона, а на перроне – никого: ни приезжих, ни провожающих. Стоит один со своим мешком, а куда идти, неизвестно. Адрес-то у него был, но вот кто бы сказал, в какую сторону податься! Поплутал он около вокзала и к полю вышел. Видит, вдалеке огонек горит. «Пойду, – думает на него, – может, что и узнаю». И пошел по полю, а поле раскисшее, ноги скользят, увязая в холодной липкой жиже. «Иду, – говорит дядя, – и думаю: диточки ж вы мои, диточки, хиба ж вы нэ бачытэ, як ваш папочка мучится?»

Наконец добрел до трактора: это его огонек дядю манил, а в тракторе – тракторист, он и указал нужное направление. И потом еще Господь помог – попутная машина немного подвезла.