– Война будет, великая мировая война! И предан будет праправнук Твой, как некогда Сын Божий на пропятие.

– Многие потомки рода Твоего убелят одежду кровию Агнца такожде.

– На венец терновый сменит тот корону царскую, предан будет народом своим!

– Как некогда Сын Божий.

– Война будет, великая война, мировая…

По воздуху люди, как птицы летать будут, под водою, как рыбы плавать, серою зловонной друг друга истреблять начнут. Измена же будет расти и умножаться. Накануне победы рухнет Трон Царский. Кровь и слезы напоет сырую землю. Мужик с топором возьмет в безумии власть, и наступит воистину казнь египетская…



Горько зарыдал вещий Авель и сквозь слезы тихо продолжал – а потом будет жид скорпионом бичевать Землю Русскую, грабить Святыни ее, закрывать Церкви Божии, казнить лучших людей русских.

– Сие есть попущение Божие, гнев Господень за отречение России от Святого Царя. О Нем свидетельствует Писание. Псалмы девятнадцатый, двадцатый и девяностый открыли мне всю судьбу эту.

– И что же, погибнет Россия? – с дрожью в голосе вопрошал Павел.

…Невозможное человеком, возможно Богу – ответствовал Авель.

– Бог медлит с помощью, но сказано в Писании, что подаст ее вскоре…

– И возстанет в изгнании из Дома Твоего князь Великий, стоящий за сынов народа Своего.

– Сей будет Избранник Божий, и на Главе Его благословение.

– Он будет един и всем понятен, его учует само сердце Русское.

– Облик Его будет Державен и Светел, и никто же речет: «Царь здесь или там», но: «Это Он»!

– Воля народная покорится милости Божией, и Он Сам подтвердит свое призвание: Имя Его трикратно суждено Истории Российской.

– Два Тезоименитых уже были на Престоле, но не Царском.

– Он же возсядет на Царский трон, как Третий.

– В нем спасение и Счастье Державы Российской. Свершатся надежды русские.

– На Софии, в Царьграде, воссияет Крест Православный, дымом фимиама и молитв наполнится Святая Русь и процветет, аки крин небесный…» – в глазах Авеля Вещего горел пророческий огонь нездешней силы.

В огромном солнечном закатном диске его пророчество сияло в безусловной истине.

Неподвижно стоял Авель.

Между монархом и монахом протянулись молчаливые незримые нити.

Император Павел Петрович поднял голову, и в глазах его, устремленных вдаль, как бы через завесу грядущего, отразились глубокие царские переживания.

– Ты говоришь, что иго жидовское нависнет над моей Россией лет через сто? – повторил вопрос Павел.

– Прадед мой, Петр Великий, о судьбе моей рек то же, что и ты.

– Почитаю и я за благо со всем, что ныне прорек ты мне о потомке моем Николае Втором предварить его, дабы пред ним открылась картина судеб.

– Да ведает праправнук свой крестный путь, славу страстей и долготерпения своего…

– Запечатлей же, преподобный отец, реченное тобою, изложи все письменно, я же вложу предсказание твое в нарочитый ларец, положу мою печать, и до праправнука моего, писание твое будет нерушимо храниться здесь, в кабинете Гатчинского дворца моего.

– Иди, Авель, и молись неустанно в келии своей о мне, Роде моем и счастье нашей Державы.

И, вложив представленное писание Авелево в конверт, на оном собственноручно начертать соизволил: «Вскрыть Потомку Нашему в столетний день Моей кончины.»

– Вот такие, дела, други моя!

– До сегодняшнего дня все исполнилось в точности, как и предсказал монах.

– Царь наш отрекся от престола, и не дай, Господь, что это станет закатом правления Романовых и концом монархии – с горестью закончил свой рассказ батюшка.

– Вот и ты, Андрей, говоришь, что пришли к власти враги Церкви, а, значит, началось это самое бесовское правление.

– Год 1918 уже на пороге!