Одна из медсестер, сама многодетная мама, пожаловалась своей сменщице, что всех ее детей называл муж, пока она в роддоме лежала. Ни один из детей не получил ни одного благородного имени Эммануил или Эмиль. Еще она хотела назвать дочку Джорджианой. А в результате на белом свете счастливо жили Петр, Павел и Сергей Козловы. Они обожали дергать за косичку свою единственную младшую сестренку Светку. Но коршунами налетали на любого, кто прикасался к священному тощему хвостику, гордо именуемому косой. В нее вплетались ленты, для нее покупались на праздники самые красивые «заколки с блестючками». Коса для других была неприкосновенна! Вот так вот семейство Козловых не получило ни Роберта, ни Мирабэллы.

Поведав коллеге свою в чем-то печальную историю, женщина услышала дельный, с ее точки зрения, совет. Взять и назвать подкидыша. Так на свет появился Эммануил Иванович Пряхин. Самого Эммануила Ивановича Пряхина такое сочетание имени фамилии и отчества нисколько не смущало, как не смущало оно и его названную сестру Татьяну Вячеславовну Коркину.

Ее история была еще более странная. Девочка попала в детский дом из полной благополучной семьи. У мамы бухгалтера и папы шофера родилась пятая дочка. Хотели Федора, наследника и папиного помощника, потому как у мамы помощниц хватало, а родилась девочка. Все вздохнули с сожалением, но, деваться некуда, назвали девочку Татьяной и на этом бы успокоились. Но, что-то пошло не так. В семье все черноглазые, и волосы у всех черные, прямые и жесткие, – это мамина восточная кровь дает о себе знать, а Танюша родилась как одуванчик, белоголовая, волосики как пух легкие, завиваются в крупные кольца. У папы глаза карие, у мамы карие, а малышка – синеглазка. Закралось у папы нехорошее сомнение. Он молча состриг с Танюшиной головушки локон, поскреб ватной палочкой по крошечному ротику, как в кино показывали, да поехал в областной центр. Экспертиза показала, что он отцом девочки быть не может. Приехал с результатами домой, положил бумаги перед женой и сказал, что, мол, теперь – думай. Она думала не долго, отвезла ребенка в областной детский дом, написала от двухмесячной крохи отказ и была такова. Вот так просто, раз, и ты не дочка уже, и семьи у тебя нет.

Дед, когда узнал, был возмущен этими двумя историями. И было у него подозрение, что тут где-то имеются явные нестыковки. Почему-то дети друг на друга были похожи как две капли воды. Оба золотоволосые, голубоглазые, с фигурами, которые в народе называют тонкокостными. Хрупкость Тоши была настолько очевидна, что некоторые знакомые смеялись, уж не от стрекозы ли происходили ее предки.

Эмик был высоким молодым человеком, но не было в нем мужицкой основательности. Иной раз Леонид Александрович даже вздрагивал, когда смотрел на Тошку, а видел Эмика и наоборот. Не родные по крови дети, они были словно от одних родителей, это удивляло и рождало множество вопросов. Что-то здесь было не так. Но что? Этот вопрос он задавал себе все реже и реже, потому, что дети требовали смотреть в будущее, а не интересоваться прошлым.

Обо всем этом раздумывал профессор, готовя внукам завтрак.

Тем временем Тошка уже не спала, только делала вид, что не может проснуться. С удовольствием вспоминая, как каталась на руках у Пижона.

Сквозь сон чувствовала его руки, помнила его запах. Что-то ее задело. Хотя понимала, что этот мужчина не для нее. Но если подумать, то через полтора года она будет совершеннолетней, тогда, может быть. Нет, она для себя все твердо решила, никаких связей на стороне – противно это как-то. Только замужество и счастливая жизнь с любимым человеком. А такого пока не было даже в перспективе.