Лишь бы сохранялся статус-кво. Глотки участников невинных шалостей, членов клуба и сирот, под страхом смерти запечатал обет молчания. А открытый на помещика сезон охоты только добавлял куража в пресную жизнь…

Старик встрепенулся, услышав отдалённый мелодичный перезвон в японском садике Стася. Заросшие седыми, жёсткими волосами губы растянулись в довольную ухмылку. Иногда скуки ради гордец в своё удовольствие дразнил гусей – своих врагов и завистников.

Золотого мальчика Стася он нашёл в списках освобождённых из Хохенбруха. Сын лидских фабрикантов в Париже изучал ландшафтный дизайн. Учёбу прервал Гитлер, оккупировав республику. Родителей расстреляли, а парня угнали работать в трудовой лагерь Восточной Пруссии.

Скелет с пупочной грыжей, обтянутый пергаментной кожей, не мог быть предметом внимания Зумпфа, тем более, дизайнером. Но Курт рискнул. Парнишка поправился, поднаторел в деле, и в течение нескольких лет превратил территорию Шлёса в образец паркового искусства. Прекрасный сад представлял собой непрекращающийся аттракцион живописных ареалов.

В японском уголке дворянский слух ублажала нежная музыка ветра, ручей, пробегая через «клавиатуру» из бамбуковых трубок играл музыку воды. Та падала на деревянные барабаны, рождавшие музыку гор. Эта гармония тешила барона и трепала нервные окончания завистливым врагам.

Были в парке и другие чудеса: водопады и поющие глиняные горшки. Был и маленький зоопарк: удав и крольчатник – для самых близких и доверенных. Кроме Стася, рабочих парка, сюда наведывались лишь гости клуба в сопровождении босса…

Этому сивому садоводу он не так давно поручил миссию. И не промахнулся… Хе-хе! Замысел удался. Курт провёл всех, не вызывая ропота, не став изгоем. (Осталось убрать нескольких свидетелей-врагов, возмечтавших контролировать его).

Разве не благодаря смекалке? – гордился собой старик.

Хитрец, он делал очень простые вещи. Женился на политэмигрантке из ФРГ. Жену называл только «она». Как случилось, что от него родился ребёнок – девочка? – этот факт, между прочим, не переставал изумлять Курта.

Но и тут умно воспользовался обстоятельством и нашёл ему практическое применение.

Уже в юности Эльза напоминала морской анемон. Привлекательная, мягкая хищница. Ежедневно девицу занимали два вопроса: что надеть и где получить удовольствие. Разумеется, ответы и были развлечением.

Родители развелись, когда дочь пошла в школу. Жена-истеричка, из-за нелепого страха и безумной ненависти к супругу, по его требованию, стала информатором советской разведслужбы и получила разрешение на выезд из страны.

Эльза осталась в Шлёсе, чтобы вскоре фатер отдал её капитану Вилену Никольскому. Сыну кагэбиста, одного из руководителей карательных мероприятий по депортации местных граждан в зону оккупации Германии и по зачистке области от нелояльных к новой власти. Сынок продолжил дело отца, поддерживая до пенсии новый порядок на вверенной территории.

«Так-так, – барон вернулся к приятному. – Раз, два – и в дамки». …Таким макаром он пролез на пастбище госуправления.

Решительные шаги ошеломили недоброжелателей. Жизнь вошла в своё русло. Разделилась на видимое и скрытое. «То, что и требовалось», – старая голова на тонкой шее всё качалась, забыв остановиться.

По закону подлости мысли переметнулись на совсем уж неприятную тему:

«Охотников вырезает Стась. А вот Дита… Моя старушка Дита… Зря я тогда погорячился с её высерком – Евой… Баба похожа на бомбу с часовым механизмом. Что-то уже надо решать, пока дело не зашло дальше, чем может дотянуться рука его власти»…

«Ладно, кажется, хочу спать. Стась разбудит рано. Приятные выходные предстоят. Давно бы следовало размять старые кости…» – он забылся в коротком, но счастливом сне.