– Ну ты, блин, красавица, – не удержался он.

– Тёмный ты, Василий! Смотри и запоминай. Именно так выглядели реальные девчонки в шестидесятых годах.

– Ты главное сейчас, в двухтысячных, осторожненько ходи, а то проснётся наша «недвижимость», увидит хрупкую беззащитную женщину, с оранжевым гудком на пол-лица, и решит надругаться над тобой, не дай бог…

Хлебаловой второй раз за день взгрустнулось.

– Помаду я к сигнальному жилету подбирала, – рассеянно сказала она и, помолчав, добавила: – Представь, за тридцать лет ни единой попытки изнасилования. Думаешь, не обидно?

Кот не успел ничего ответить. Входная дверь с грохотом распахнулась. На пороге гостиной, как-то разом, возникли три могучие фигуры в камуфляже. Матильда и кот застыли с открытыми ртами в не самых естественных позах. Василий – с задней лапой за ухом, которое собрался, было, почесать. Хлебалова – согнутая в три погибели, с багровым от усердия лицом, пытающаяся всё ещё снять «лодочку» тридцать седьмого размера с ноги тридцать девятого.

Глаза налётчиков в прорезях масок стали вдруг какими-то растерянными. Они неловко переминались на месте и, кажется, напрочь забыли, зачем пришли. Наконец, самый смелый из них сделал шаг вперёд и хриплым от волнения голосом сказал:

– Нам бы показания счётчика снять.

– Счётчик на лестничной клетке, – автоматически ответила Матильда.

– Спасибо большое, – расшаркались визитёры, пятясь к выходу и судорожно закрывая за собой дверь.

– Ну чистый Версаль! – хмыкнула, приходя в себя, Хлебалова. – Только что масками над полом не махали, когда раскланивались!

– Странная ты всё-таки, Хлебалова! То цветы тебе подавай, то изнасилования! – как обычно не вовремя выступил с критикой кот.

Конец ознакомительного фрагмента.