Лица двух девушек – таких разных, но таких притягательных попеременно всплывали в его памяти, поминутно сменяя друг друга.

Дверь скрипнула – граф понял, что это вернулась Констанция, потому что никто более не входил настолько тихо.

– Задумался? – раздался за спиной мужчины приятный бархатистый тембр герцогини.

«О, после минеральных вод твой голос особенно очарователен», – мысленно улыбнулся Генуэзский, но в ответ лишь кивнул, не произнеся ни слова.

Девушка подошла и встала рядом, возле левого окна.

– Кто же из двух прелестниц занимает твоё воображение больше?

– Я не знаю, они ещё сами не решили, кто останется полноправной хозяйкой моей памяти, – отозвался граф.

– Ричи… – осторожно произнесла Констанция, и наместник понял, что она желает сказать ему что-то интимное. – Я, конечно, мало о чём успела поговорить с тётушками на Лох-Ломонде в пятнадцатом году, они мало что мне рассказали о браке, но одно я уяснила наверняка…

Д’Альбре повернула голову к кузену, его тонкий красивый профиль чётко вырисовывался на фоне розоватых стен, освещённых косыми лучами заходящего солнца. И герцогиня договорила фразу:

– Мужчина не может долго оставаться без женских ласк.

Генуэзский опустил ресницы.

– Я так поняла, что с Мелани вы близки не были. Потом ты уехал сюда, занятый мыслями о предстоящем браке. Значит, снова было не до женщин. Тебе нужно расслабиться, Ричард. Иначе ты не решишь эту дилемму. Не найдёшь выход. Позови к себе какую-нибудь горничную поопытнее, не думаю, что здесь хоть одна тебе откажет.

Граф тряхнул волосами:

– Не хочу. Ничего не хочу, Конти.

Девушка покачала головой:

– Ты говоришь, как Чарльз… Он тоже весь в делах. И мне иногда кажется, за те три года, что я живу в Виндзоре, он ни разу не позволил себе даже мимолётной связи с женщиной… При этом половина фрейлин готова на него повеситься, а как облизываются служанки, я вообще молчу.

Граф повернул своё красивое лицо к кузине, в лучах заката его глаза сверкнули лазурью:

– Ему совсем не до того, и я понимаю герцога. Мне сейчас тоже меньше всего хочется думать о плотских утехах. На кону будущее английского королевства, чувства наследницы и моя жизнь. Леди Мелани могла отвлечь меня от грустных дум, увлекая за собой в омут страсти, но она оказалась к этому не готова.

На несколько секунд замолчав, граф снова перевёл взор за окно.

– Мне надоели мимолётные романы, Конти. Ты прекрасно знаешь, что я не вспомню даже половины лиц тех, с кем когда-то был близок.

Герцогиня кивнула.

– А теперь мне пора заняться большой политикой и не отвлекаться на себя.

– Тебе, конечно, виднее, способна ли твоя голова думать сейчас, – низким голосом ответила д’Альбре. – Спокойной ночи, Ричард.

– Спокойной ночи, Констанция-Жозефина-Виктория… – медленно ответил ей граф.

Девушка развернулась и ушла прочь из кабинета.

Наместник обернулся и вздохнул: «А с тобой мы этот этап уже давно прошли… И я понимаю, что это невозможно: ты слишком дорога для меня, любимая кузина, чтобы я посмел разрушить наши идеальные отношения».

Едва Сара вернулась в свою комнату через потайной ход, сразу поняла, что будет допрос.

– Кто тебе эту дверцу показал?

Брови Анжелины были сдвинуты, выражение лица непроницаемым. Камеристка сложила губки бантиком и опустила взор.

– Наследник?!

– Нет, полковник… – пробормотала мулатка.

– И куда ты изволила ходить? – подступая к служанке, прошипела принцесса Бранденбургская. – Я для чего тебя просила выяснить, нет ли здесь тайных ходов? Чтобы их закрыть! А не чтобы ими пользоваться!

– Но ведь ход не в вашу с супругом спальню, миледи, – развела руками Сара. – А в мою…