Он наконец нашёл раненый сосудистый пучок. Рядом бьётся артерия. Он рассёк соединительно-тканевые оболочки, подвёл лигатуру под наружную сонную артерию и наложил мягкий зажим.

– Сестра, очистите рану на ноге и помойте горячей водой от налёта грязи и инфекции.

Он как то по-особенному сложил иголки и передал ассистенту. Наконец распрямился. Прошло часа два после операции, и он красноватыми, усталыми от бессонницы глазами оглянул всех.

– Всё. Дело сделано – будет жить, – сказал он и направился в угол комнаты мыть руки. – Рашид, пойдём со мной, у меня к тебе маленькая просьба. Я хочу прилечь отдохнуть, а заодно почитаю тебе лекцию..

Они почти дошли до комнаты отдыха, и сзади раздался голос другой медсестры:

ТИХИЙ БОЛЬНОЙ

– Доктор! Тут у нас тяжелобольной. Может, посмотрите?

Наружная дверь с шумом хлопнула, и палата заполнилась новыми тревожными голосами. Новое поступление раненых.

Девочка из начального класса читает стихотворение красноармейцу, лежащему на кровати возле окна. Лицо светлое и улыбается. Это опека гражданских над ранеными: они носят тёплые вещи, мёд, молоко, помогают медперсоналу с санитарией. А эта девочка греет душу стихами, и она уверена, что больше всего солдату помогут её слова и напоминание о том, что где-то в России его дочь, точно такая же, как она, читает книжки другому больному.

Она повела Петро по коридору госпиталя к солдату, который всё время молчал. Он, видимо, уже устал стонать и корчиться от боли – он привык, и ему уже всё равно, что с ним будет. С бледным безжизненным лицом и потрескавшимися губами безучастно смотрит в потолок.

– Как ты, солдат? – спросил Петро.

Он еле повернул голову:

– Хорошо.

В начале войны в госпиталь поступали раненые после предварительного этапа лечения, а позже, когда враг приблизился к Дагестану, – прямо с поля боя. Так что картина становилась всё более знакомой

Доктор теряет дар речи. Нога перевязана портянкой, из-под которой сочится кровь. Доктор читает историю болезни: «Осколочное ранение груди и ноги. Температура 39,7. Подлежит немедленной операции».

– А почему вы до сих пор молчали, солдат?

– Думал, что у вас больные потяжелее.

– Нога сильно болит?

.      – Не болит уже. Дайте воды, сестра, – еле выговаривает больной. – И вот письмо. – Он достаёт из нагрудного кармана сложенный лист бумаги. – Пожалуйста, закиньте в ящик. У меня осталась жена с двумя детьми. Думал, выживу…

– Выживешь, солдат. Выживешь, – подбадривает доктор, кивая головой. – Перенесите на операционный. – Затем, обращаясь к Рашиду: – Пальцы синие. Началась газовая, и все признаки гангрены. Будем ампутировать. Вот такие дела, братец.

Солдата унесли. Доктор сказал:

– Больно смотреть, когда человек чувствует приближение смерти.

Солдат умер. Рашид впал в ступор.

– Скажите, почему вы его оперировали, если были уверены, что он всё равно умрёт?

– Ты не знаешь?

– Нет.

– Запомни, сынок, – начал Петро свой монолог. – Запомни. – Он высоко поднял правую руку и поправил закатанный по локоть рукав. – Нет разницы, умрёт он или нет. У них одинаковые права. Он был жив и имел право на уход – он не должен был умереть без надежды. Ты понял?

– Да, – твёрдо произнес Рашид, убеждаясь, что у старика есть свои принципы.

– Теперь, надеюсь, дадут мне отдохнуть, – пророкотал Петро. – Пошли.

Рашид заметил, как Петро из операционной захватил с собой один шприц и три тюбика новокаина. Затем они прошли в маленькую комнату отдыха без окон.

– Рашид, поможешь? – Петро попросил сделать укол и подставил руку.

Рашид испугался:

– Зачем вы это делаете, дядя Саша? – недоумённо спросил Рашид. – Это большая доза.