Он сунул руки в тазик с водой, потом крикнул ассистенту: «Почему вода не горячая?» Чуть подождал, пока разогревали воду, и продолжил свой монолог:

– Пастер и Листер – уже антисептика. Ты слышал про французского химика Луи Пастера, который сделал открытие для медицины? Он говорил: «Если бы я имел честь быть хирургом, то, сознавая опасности, которыми грозят зародыши микробов, я сперва бы тщательно промывал руки».

– И Гиппократ об этом говорил, не так ли? – спросил Рашид.

– Ты попал в точку, – подбодрил Петро Рашида. – Скажи любую вещь про медицину и цитируй Гиппократа – не ошибёшься. Правильно думаешь… – Он сделал паузу, представляя предстоящую операцию по кровотечению, добавив: – Сила давления жгута проверяется визуально по пульсу; ниже перевязки конечность должна бледнеть, а не синеть. Ясно? – Он высушил руки и дал команду: «Стащите одежду и на стол!» – Вторичное кровотечение – страшное дело. Кровь временно может остановиться. А потом, дня через два, даст о себе знать. Нужна операция. – Он запустил ножницы в бинт, разрезал и оголил кровоточащую рану. «Йод». – Мы уже большие специалисты на сосудах, – продолжает говорить Петро как бы с самим собой. – Да, Лида? Но проблема: пока найдёшь артерию, проходит много времени. Если не найдём, то сестру оставляем возле больного на ночь. Но умереть от кровотечения не даем никому. Да, Лида? Главное – вовремя найти, где прокол: в сонной, бедренной, ягодичной или подключичной артерии.

Больной застонал и начал бредить.

– Склоните его набок, – дает команду Петро.

– Нельзя, – отвечает сестра. – Захлёбывается.

У больного веки упали на глаза от боли и бессилия.

– Йод! – прокричал доктор. – Перчатки! Новокаин! Потерпи, солдат. Сейчас всё будет хорошо. – Он оголил живот раненого и странно остановился, уставившись на поперечный длинный шов, растянувшийся от рёбер до рёбер. Доктор впал в оцепенение и так простоял несколько секунд. Затем резко, что-то вспомнив, поднял правую руку больного – ещё один шов. Он отпустил руку.

МУКДЕН

– Дима! Дима! – Доктор опознал пациента и свой почерк наложения швов. Дима не отзывался и тихо умирал.

– Пульс?

– Слабая, неполная, – отвечает ассистент. – Он уходит.

– Сейчас, дорогой. Потерпи. – У Петро прорезался другой голос – он начал петь себе под нос, затем громче:

      Тихо вокруг, сопки покрыты мглой.

      Вот из-за туч блеснула луна,

      Могилы хранят покой.

Сестра уставила тупой взгляд с открытым ртом на хирурге, который ни с того ни с сего запел. К чему это?

Больной шевельнул губами. Он что-то хотел сказать.

      Тихо вокруг, ветер туман унёс.

      Hа сопках Маньчжурских воины спят

      И русских не слышат слёз.

Доктор выпрямился и усилил ноты:

            Плачет, плачет мать родная, плачет молодая жена,

      Плачут все, как один человек,

      Злой рок и судьбу кляня!..

– Петро! – еле выговорил солдат, раскрывая слипшиеся губы и желая подпеть. – Пусть гаолян,.. – Он запнулся и притих. Глаза наполнились слезами.

Петро продолжил:

Пусть гаолян вам навевает сны,

Спите, герои русской земли,

Отчизны родной сыны.

Доктор закончил восклицание и взял в руки инструмент. Старый высокий хирург, лицо закрыто желтоватой марлевой повязкой. Видны лишь глаза, которые изредка ловят ассистента. Руки в резиновых перчатках он держал сложенными в локтях на уровне лица. Рядом с ним застыла молодая девушка.

– Друг! Я не дам тебе умирать и на этот раз, – произнёс доктор. – Кладите его набок. Новокаин! – скомандовал он. – Приготовьте кровь, зажимы. – Замелькали локти, пришли в движение запястья. – Прибавьте свет. Ещё одну лампу.