Надеяться на чистосердечное признание убийцы было наивно, даже не смотря на северную веру, но Ингольв рассчитывал на то, чтобы кто-то выкрикнул: «Это Хродмар-кузнец! Поглядите на его топор!» Этот кто-то и окажется убийцей. Возможно, злоумышленник даже полагал, чтобы это сделал сам Ингольв.

Люди с подозрением переглядывались, но никаких действий не последовало. Молчание, да и только. Подождав еще немного, Сидрок решил закрыть тинг:

– Что ж, это надолго, а нам пора отплывать! Хоть мы и не узрели воочию лицо убийцы, зато знаем, что отныне род его очернен также, как и честь жертвы. Похороните его останки во имя Одина, быть может, Всеотец смилуется над беднягой.

– Ты что, вот так просто это оставишь? – спросил его ярл с шрамом на глазу.

– А что ты мне прикажешь делать? Это же твои люди, не мои. Волк прав, боги накажут убийцу… или ты сомневаешься в них?

– Я никогда не сомневаюсь.

– Ясно, что кто-то убил его из своих же, мы только вчера прибыли, поэтому глупо нас в чем-то подозревать, – заключил Сидрок.

– Логично, – чуть подумав, согласился ярл со шрамом.

Так они и порешили, хотя Гисли считал, что так просто оставлять это было нельзя.

Соратники Агнара начали собирать его останки, а Сидрок сказал, что пора бы покинуть «сие уютное пристанище», снарядить корабли и отправиться дальше, наконец, заниматься благими делами, да объединиться дружинами с Бьорном Железнобоким.

Перед уходом Ингольв отвел в сторону брата с вопросом:

– Ты что-нибудь помнишь, когда спал? Кто мог взять твой топор?

– Да я спал, как убитый! Топор лежал рядом!

«Странно… очень странно…» – подумал Ингольв, брат стоял перед ним с виноватым видом.

– Так. Послушай меня внимательно, Хродмар. Мы братья, я твой щит, ты мой щит. Я не хочу, чтобы посреди поля боя ты меня бросил от страха. Если хочешь оправдаться перед отцом, то слушайся меня, понял?

– Я не подведу… больше не подведу.

– Надеюсь.

Так, попрощавшись с остальными, дружины Сидрока, Гисли и Вальборга отправились пробуждать ото сна своих морских драконов. На обратном пути через лес Ингольва всячески хвалили и приободряли – несколько воинов даже, кто смог, отпросились у своих ярлов отправиться рассекать реки вместе с ним, такое яркое впечатление он на них произвел.

Хродмар, понурив голову, неуверенно шел где-то позади, неуклюже спотыкаясь об вены леса. С ним никто не разговаривал, все обходили его стороной. От страха, унижения и стыда ноги обмякли, в горле надулся ком, голова болела от мыслей: «Что думает отец? Что думают другие?» Потом принялся размышлять о топоре и уже пожалел, что вообще отправился в поход.

Тут рядышком проковылял мимо Офейг со своим громоздким мешком.

– Медвежеголовый прав, он был прав, это не твой топор, не твой.

Хродмар даже чуток испугался Офейга, ведь тот никогда ни с кем не разговаривал, лишь выкрикивал имена рун время от времени.

– Это мой топор, – ответил Хродмар.

– Не обманывай, лжецам вырывают языки, тролли вырывают, я сам, сам видел, как они вырывают языки, а потом делают себе из них пояса, да-да!

– Офейг, не зли меня, я выковал этот топор, – неуверенно стоял на своем Хродмар.

– Нет, его выковал не ты, этот топор выковал сам себя, я знаю!

– Ты крот что ли? Здесь мое имя, вот, видишь? – указал Хродмар своим пальцем на руны.

– Имя! Имя может дать только создатель! Твой топор ворует имена! Он похититель имен! Потому что у самого нет имени! Да-да!

– Ты что несешь? Да не может быть такого! – опешил Хродмар.

– Это он убил, он сам! Безымянный!

Кажется, слова хранителя мешка привлекли внимание одного из ратников. Он повернул голову в их сторону и прищурился – это был Вестейн.