Она вновь на мгновение прикрыла глаза и шумно вдохнула. Горячий воздух обжег легкие, но заставил сердце биться ровнее.

«Его голос… так приятно слышать его голос. Он успокаивает лучше самых нежных благовоний».

Она снова подняла веки. Дыхание пришло в норму.

Солнечный диск достиг горизонта, коснувшись его нижним краем. Ра готовился к очередной встрече с Апопом[13].

– Верно, – уже спокойно бросила она. – Голова должна быть ясной.

– О, моя богиня, она у тебя подобна чистому небу, – все так же вкрадчиво проговорил он.

Пальцы прошуршали по рисунку антилопы. Руки медленно соскользнули со стены, а затем она скрестила их на груди.

– Пусть у него нет прав, – слова тихо срывались с ее уст, – но я всегда просчитываю наперед. А это значит, надо действовать. Пока еще не поздно. Что скажешь?

– Храм Ипет-Сут[14]? – тут же предложил он.

– Может быть, но… – подумав, она решительно мотнула головой. Черные, как смоль, волосы парика описали дугу и вновь опустились, едва касаясь прямыми кончиками плеч. – Слишком рискованно… и ненадежно.

Она услышала, как зодчий скребет пальцами по бритой голове.

– Тогда мне придется подумать об этом еще немного, – молвил он, – но я обещаю скоро что-нибудь сообразить.

В воздухе повисла тишина, в которой были слышны лишь звуки их собственного дыхания.

Какое-то время она молчала. Ее красивые глаза отстраненно разглядывали кирпичную кладку, не замечая, как покои погружаются во мрак. Наконец, нежные пухлые уста разомкнулись. В словах, сорвавшихся с них, сквозила неприкрытая ненависть.

– Я должна найти решение. Слышишь, Сененмут? Причем как можно скорее! Я слишком долго терпела его… их… обоих!

– Все будет хорошо, госпожа моя. Обязательно, – успокаивающе произнес он, делая шаг вперед, – но тебе стоит успокоиться.

Она обернулась через плечо.

Покои утопали в густом сумраке. Очертания большой кедровой кровати смутно виднелись в дальнем углу. Прохладный подголовник из слоновой кости так и манил, чтобы прилечь. Но она не хотела ложиться… Не хотела ложиться одна.

– Ты останешься сегодня.

Голос стал чуть мягче, но зодчий прекрасно знал, что ее просьба равносильна приказу.

Сененмут низко поклонился:

– Твое желание закон для меня, госпожа.

Ее губы подернула вялая улыбка:

– Тогда принеси мирры и пива. Хочу немного отдохнуть. А потом скажешь, что имеется у тебя на уме.

– Уже лечу, словно на крыльях, – проворковал он, и тихо вышел из покоев. Почти бесшумно, как он это умел. Вскоре звук касания сандалий о глиняный пол растворился где-то в глубинах дворца.

Она же вновь обернулась к стене, закрыла глаза и представила город…

Солнце уже полностью покинуло небосвод, на котором стали высыпать мириады многочисленных звезд. Ни одно облачко не мешало созерцанию красот ночного неба.

Город погрузился во мрак. На улицах зажгли факелы. С высоты дворца они казались такими же маленькими яркими звездами, как те, что сияли наверху. Где-то вдали раздался громкий лай собаки. В зарослях прибрежного камыша шипел встревоженный крокодил. Квакали лягушки. Временами доносились оклики стражников, совершавших обход. Однако в остальном ничто не нарушало наступившей тишины. Уасет отходил ко сну.

Однако ей было не до сна. Голова оказалась переполнена думами. Мысли вились, словно разъяренный осиный рой, в котором глупое дитя поковыряло палкой. Она чувствовала, что едва сдерживаемый гнев готов снова вырваться из клетки, подобно голодному льву.

И лишь вновь раздавшиеся шаги Сененмута помогли совладать с яростной вспышкой.

«Он способен успокоить меня простым присутствием».

– О, Апоп ненавистный! – воскликнул Сененмут, заходя в покои. – Темно, хоть глаз выколи.