– Излишне напоминать мне очевидное. Возвращайся к своему господину – и да свершится то, чему суждено свершиться. Я буду ожидать ответа в «Лужитании» … если твой повелитель согласится на мои условия.
– Не угодно ли тебе на местных дворах погостить? – спросил Чурый, тщетно пытаясь обрести былую уверенность. – Здесь и беседы вести будет сподручно, и вина испить… А в той харчевне – уши лишние!
– Чтоб я остался ночевать в этих пропахших луком стенах? – Пробурчал Барон Эрроганц, в то время как карета тронулась с места. – Извести меня, когда твои слова станут стоить моего времени, – он открыл дверцу экипажа.
Насмешливо сверкнули из-под меха шапки глаза Чурого, однако он ничего не сказал и выскочил из экипажа на ходу. Барон Эрроганц тут же постучал посохом по обивке.
– В дорогу – и чтобы к закату я уже не видел этих унылых стен!
Они прибыли к Камню скоро, но этого времени Чурому вполне хватило, чтобы отправить почтового голубя. Двое стражей в кольчугах уже поджидали их.
Ворота были открыты, и карета въехала на заставу. Вновь потребовался ярлык Эрроганца. Стражник не торопился. Барон ожидал вместе с ещё несколькими бритунийскими купцами, которые ехали в земли Тартарии для того, чтобы посетить Новеградскую ярмарку. Вскоре они уехали. Барон Эрроганц ждал. Наконец, уже после полуночи, страж с самодовольной ухмылкой вернул ярлык барону, жестом давая понять, что тот свободен.
Старик был взбешён, но молча вернулся к карете. Но там уже копошилось двое стражей. Открыв двери и сундуки, раскрыв все мешки и кармашки, они пядь за пядью осматривали внутренности экипажа. Барон ходил взад-вперёд, пытаясь хоть как-то согреться, и еле сдерживал клокотавшую его тщедушное тело ярость.
Акатль подошёл к нему, на его, словно высеченном из камня, лице было беспомощное выражение.
– Простите, господин… Они… они спрашивают про ремни короба. – сказал он.
Барон Эрроганц подошёл к карете.
– В чем дело? – спросил он.
Один из стражей осветил фонарём ремни под днищем экипажа.
– Что за диво?
– Ремни. На них висит короб этой кареты.
– Мы видим. Нам необходимо его снять.
– Снять? – полузакрытые глаза барона Эрроганца расширились. – К чему это? Эти ремни – простая гужевая сбруя. В них не спрятать даже мышиного хвоста.
– Складывай да докладывай, – деревянным голосом сказал страж. – Всё досмотрим!
Барон Эрроганц глянул на Акатля.
– Ты сможешь их снять?
– Да, месьор, но это займёт много времени.
– Сделай это, – Барон Эрроганц уселся на один из ларей, налил себе вина, пытаясь сдержать в узде свои чувства. Он понимал, что находится на чужой земле, и эти безголовые дуболомы в малахаях в данном случае обладают большей властью, чем он.
Двое стражей с интересом наблюдали, как Акатль с подоспевшими работниками заставы разбирают короб кареты. Посередине действа ворота открылись, и на заставу въехал всадник. Из седла выпрыгнул Чурый и быстро направился к карете. Кивнув стражам, он присел рядом с Эрроганцем. Стражи разрешили Акатлю прекратить разбор и отошли.
– Прости, мил человек… да иного пути не было, – сказал Чурый. – Ну да ладно – семьсот монет звонких – твои, если заклятье то, как есть, откроешь!
Барон Эрроганц отставил в сторону вино и глянул на Чурого, после чего жестом показал Акатлю, что пора ехать.
– В «Лужитанию», – распорядился он.
Когда обитая чёрной кожей карета барона остановилась у ворот, никаких осложнений уже не возникло. Створки ворот раскрылись, и карета въехала на землю Готии. По дороге на постоялый двор барон Эрроганц сидел недвижно. Мрачное выражение на его морщинистом сменила улыбка триумфа.
Посте долгих напряженных месяцев, потраченных на интриги, выслеживание и подкуп, цель достигнута, и несметная мзда вскоре будет в его руках.