– Большой, в шрамах и патлатый? – местные переглянулись, пошушукались. Потом какой-то старик сказал:

– Может, вы про новенького мордоворота из шайки Охне – Куматаро Мясобоя?

– Нет, он другой… – Хайо напрягла мозг. – Скорее крупный олень, нежели медведь.

Опять шушуканье и голос старика:

– Простите, девушка, такие нам не встречались.

– Ничего, – быстро ответила Хайо. Нацуами не преувеличивал, когда сказал, что с эн у него не клеится. Человек с такой внешностью обычно запоминается надолго. – А юноша примерно моего роста, в хакама и рубашке с высоким воротником не попадался? Он должен был заходить в хижину посланий не далее как вчера. Мог еще лицо прикрыть.

Старик почесал затылок:

– Газетой?

– Да! Вы его видели?

– Так он выходил из хижины вчера, за полчаса до полудня. Шатался как пьяный.

А через сорок минут Дзун оказался на мосту Син-Кагурадза. Вряд ли он куда-то сворачивал по пути.

– Вам больше ничего не показалось странным?

– Много чего. Та же газета, например. А еще у него на груди был талисман приватности – такие носят в Онмёрё, чтобы боги не лезли в их дела. Но у того парня он был совсем потертый, бесполезный. У него явно были проблемы с богами, так что я не стал его трогать. – Старик оперся на лопату. – А вы, любезная, сотрудница Онмёрё, только в гражданском?

– Я адотворец.

– А, складотворец. Это хорошо, это полезно. На фестивале очищения от меток все должно быть ладно-складно. Что ж, складотворец, если ты по личным причинам интересуешься своим другом, то я думаю, что с такими друзьями надо разорвать любую эн. – Он подвинул тачку к Хайо, чтобы она могла вывалить собранную на лопату требуху. – Пусть лучше с ним разбираются в Онмёрё. Это их работа, в конце концов, – следить, чтобы отношения между богами и людьми были спокойными, спокойными и ровными.

– Да только в Онмёрё даже с прогнозами погоды уже не справляются, разве нет? О сегодняшнем кишкопаде ни слова не было, – проворчала женщина, которая разбудила Хайо. – А что же с теми «инвестициями в новые технологии меткопрогнозирования»? Об этом писали все газеты после Падения Трех тысяч троих.

Старик кивнул:

– Точно. Если еще один бог совершит такое же падение, нас тоже вряд ли предупредят.

– Что за Падение Трех тысяч троих?

Все лопаты замерли.

Потом в ухе у Хайо прогудело:

– Я сам наведу порядок. Ну-ка! – На Хайо накатила вдруг такая легкость, словно она превратилась в желудь, упала в реку, и теперь вода несла ее, покачивая на поверхности. – Уборка окончена!

На лоб Хайо упала капля. Нет, не слизь – на этот раз пошел обычный дождь. Вот вторая капля, вот еще одна, и еще – пока всех не накрыло сияющим ливнем, льющимся с безоблачного неба.

Оставшаяся грязь сползла с тротуара, размокшая требуха потекла ручьями.

– Благодарим тебя, Волноходец, – сказала женщина, падая на колени в глубоком поклоне, и остальные последовали за ней. Старику тоже помогли склониться. – Футиха-но-Утанами-Томи-но-Микото, благодарим!

Вода заплясала:

– Всегда пожалуйста.

Женщина забрала у Хайо лопату:

– Ступай, милая. И береги себя.

– Ну что, дорогуша, давай теперь поболтаем с тобой? Может, свернем… вон туда? – В поле зрения Хайо показалась клешня, указывая вправо. Хайо перевела взгляд на плечо – там сидел маленький голубой крабик.

И в тот же миг полновесно ощутилось чье-то присутствие – совсем не так, как рядом с Нацуами. Крабик был только крошечной вершиной циклопического айсберга.

– Как богу будет угодно, – почтительно сказала она.

– Зачем же так подобострастно? Ты все-таки адотворец. – Ножки краба кольнули шею. – Разреши представиться: я Волноходец, старший из Богов воды. Я создаю дождь, исцеляю, я связан с кровью в твоих жилах и слежу за морями в недрах. Оногоро пьет воду из наполненных мною дождевых бочек и из нее же готовит синшу. Метки, болезни, проклятия – моя отдельная сфера интересов. Зови меня Футиха, если тебе нужно особое внимание, и Волноходцем – если не нужно. А как тебя звать, дорогуша? Назови свое имя, адотворец.