И она разрыдалась прямо перед этим незнакомым перепуганным богом, пока небо продолжало брызгать в оконные стекла кровью и рыбьими кишками.

– Не могу, – всхлипнул Нацуами. – Если я покажу тебе письмо, есть риск, что мы вместе пройдем точку невозврата, и наши судьбы свяжутся навечно, и это очень мощная эн. А эн со мной… – Он склонил голову. – Пожалуйста, прости меня. Я сожалею. Если бы дело было не во мне, если бы речь шла не о нашей с Дзуном эн…

Он отцепил руку Хайо от своего рукава и в мгновение ока оказался у входной двери.

Там, снаружи, от тротуарных досок отскакивала гниющая требуха. Над улицей проплыл дирижабль – один из крепких ветроходов на солнечных батареях, – и до Хайо долетели обрывки сообщений: «…просьба жителям оставаться в помещениях до дальнейших объявлений… сохраняйте спокойствие… не выходить… Онмёрё приносит извинения за непредсказуемое божественное явление… за доставленные неудобства…»

Нацуами распахнул дверь. Сладковатое зловоние дождя заполнило хижину. Он захлебнулся воздухом, замер на пороге, попятился.

Потом обернулся, встретившись взглядом с Хайо.

Она увидела его решимость. Нацуами прижал рукав к носу, выскочил под ливень из рыбьих потрохов – и исчез.

Раздался раскат грома. Догонять беглеца не имело смысла – у Нацуами было преимущество божественной прыти и знания местности, и он уносил с собой в дожди Оногоро то, что было последними мыслями Дзуна.

Хайо затворила дверь. Запах дождя не особо отличался от ароматов того сада, в который превратилась ее деревня. Какой бы рвотный рефлекс ни сработал у Нацуами, у нее такой давно отключился.

Напряжение, которое помогало Хайо двигаться, думать, бежать – с того момента, как свеча Дзуна погасла в ее руках, – отхлынуло. Она тяжело опустилась на скамейку и вздохнула.

Ну вот. Присела. Какая дилетантская ошибка. Знала же, что лучше не надо. Хайо сконцентрировала внимание на прохладных слезах, струящихся по ее лицу, в надежде, что они смоют тягостную боль провала.

Если не можете определиться, какому из богов отдать свою мусуи, задумайтесь о Богах Столпов. Три наших верховных бога, «столпа» социума Оногоро – Полевица, Волноходец и Урожайник – ждут вас во всех святилищах острова.

Из брошюры «Итак, вы оказались на Оногоро – последнем пристанище богов Укоку. Поздравляем!»

– Эй ты! – Хайо разбудил окрик женщины, внезапно показавшейся на пороге хижины. Она даже успела проснуться нормально – и поймать брошенную в нее лопату, чтобы Мансаку не стал единственным оставшимся в живых отпрыском рода Хакай. – Некогда спать! Нам нужны руки!

Дикий дождь перестал, уступив место желтоватому вечернему свету. Из домов выбирались люди, доставая уборочный инвентарь из скрытых кладовок прямо в стенах. Жители Оногоро привычными жестами передавали друг другу швабры и складные тачки, убирая изгаженные волею богов улицы.

Точно. Хайо же теперь жительница Оногоро, с божьего позволения. Придется соответствовать. Она обвязала лицо платком и принялась сваливать требуху в тачки.

Однообразие склизкой вонючей возни позволило ее мыслям проясниться. Она отпустила Нацуами в дождь, ну и что с того? Хайо – адотворец из рода Хакай. Раз уж адотворческая эн связала ее с письмом Дзуна и Нацуами, то получается, что все они теперь часть одной паутинки, скрепленной смертью Дзуна. Нацуами никуда от нее не денется.

Хайо прислушалась к разговорам вокруг. Подобралась поближе к группе местных торговцев и их постоянных покупателей, стала грести лопатой грязь вместе с ними.

– Прошу прощения, – обратилась она. К ней обернулись. – Я кое-кого здесь искала перед дождем. Вы не видели случайно долговязого парня – со шрамами по всему телу и длиннющими волосами… – Она изобразила руками нечто вроде хаотичной кучи водорослей. – Он сказал, что приходит сюда примерно раз в неделю, проверяет хижину посланий.