– Но без моего дорогого товарища я не стою и прошлогодней картофельной шелухи. Между прочим, это он тебя вчера нашёл на партизанской тропе.
Диего указал большим пальцем назад. Я уважительно посмотрела на дона Альваро. Он дремал, сопя и слегка подёргивая копытцем.
– Почему на партизанской?
– Да потому что там только партизаны обычно ходят, ну или небольшие бандиты, я эту территорию контролирую, мимо змея незамеченной не проскользнёт, а другим-то оно зачем – вон же кругом асфальт, всякие покатушки с велодорожками.
– Но я не…
– Кому ты это рассказываешь? А то я своих не узнаю. Лежала в траве – отважная и хрупкая, прижав к себе окровавленную мужскую руку. Пыталась спасти товарища? Молодец! – Диего внимательно посмотрел на меня, прищурив глаз от дыма.
– Э… Постойте, так получается, что… Вся эта история про соседку и…
Быть такого не может!
– В самом деле память отбило? Эта рука была при тебе. Химена пыталась разговорить, но ты молодец, не раскололась, наш человек!
Вот это да… Вопросы появлялись, как головы Лернейской гидры, руби и получай свеженькие, вот бы так что-то более приятное размножалось.
– Я действительно не помню события последних двух дней. Шок или контузия. Но наше общение помогает мне восстановиться. Диего, рассказывайте о себе, мне очень интересно. Что же было дальше, после того как вы едва не погибли в бою?
Тогда, треть века назад, дон Альваро доставил уже не очень живого Диего к порогу госпиталя, где молодая, относительно прекрасная чика выходила-вылюбила искалеченного бойца и установила ему протезы, идентичные натуральным. Это была Химена. В то время она только начинала работать медсестрой, с отличием закончив телевизионные медицинские курсы.
Диего Гарсия происходил из богатого влиятельного рода, и его семья была категорически против намечавшихся серьёзных отношений их благородного потомка с простой креолкой. Он порвал все связи с семьёй, чтобы жениться на Химене. Переехал в её маленький бедный домик в деревне на холме, где у них родились трое сыновей. Но жили они не очень счастливо, потому что вынуждены были постоянно увиливать от козней родственников.
После окончания войны стартовала международная программа добровольно-принудительной чипизации населения. Это подкреплялось широкой рекламной кампанией, аргументами безопасности и бытового удобства. В пропагандистских целях была инсценирована серия похищений граждан с последующим обнаружением изувеченных трупов, однако затем силовики образцово-показательно спасли горстку младенцев и немножко изнасилованную школьницу. Разумеется, особо подчёркивалось, что дети были чипированные, это должно было послужить очевидным доказательством пользы нововведения.
Звёзды шоу-бизнеса и политики демонстрировали решимость и страстное желание пройти чипирование в первых рядах, потом наперебой рассказывали телезрителям о своих великолепных впечатлениях от процедуры и доселе неведанном чувстве спокойствия и лёгкости. А у кого-то даже улучшилась структура волос и выросли новые зубы.
Таким образом, всего за год две трети населения страны отдались на добровольное чипирование. Остальные оказались в полулегальном положении. Этот расклад, конечно, не устраивал правительство. И оно стало ужесточать меры в отношении беспризорных людей.
Начались гонения, общественное давление, да попросту травля. В супермаркетах, поликлиниках, аптеках отказывались обслуживать не звенящих посетителей, затем под предлогом перехода на новый учёт им стали задерживать зарплаты и социальные пособия, запретили нечипированным детям обучение в школах и университетах, а в городских многоквартирных домах вместо домофонов установили чип-сканеры. Люди теряли работу и жильё, одни сдавались, другие пытались бежать в менее цивилизованные места, но были и те, кто посвящал жизнь борьбе.