8. Глава 4.1

Нет. Бред какой-то.

Я трясу головой, как будто пытаюсь от кошмара отойти. Душного кошмара, который липнет к коже и не отпускает.

В груди стучит так громко, что, кажется, будто барабанщик внутри устроил генеральную репетицию.

– Нет. Бред какой-то, – выдавливаю я. Слова звучат глухо, как будто я и не говорю совсем.

Хасан стоит неподвижно. Плечи расслаблены, губы кривятся в его фирменной ухмылке. Как будто всё это для него – просто очередная игра. Папа напротив – жёсткий, напряжённый, как натянутая струна. Глаза сверкают, как будто он сейчас готов взорваться от злости.

– Ты слышала, – голос отца слух режет. – Тебе нужно пойти с ним. Или ты думаешь, что мне это решение просто далось?! Собственную дочь с этим ублю…

– Осторожней, подполковник, – голос Хасана звучит тихо, но в нём столько угрозы, что волосы на коже встают дыбом. – Иначе свой соблазн сломать тебе пару рёбер я удовлетворю.

Я замираю. Воздух будто становится вязким, как мёд, и мне не хватает сил вдохнуть.

Шаг назад – и спиной упираюсь в холодную стену. Она поддерживает, пока моё тело дрожит от переизбытка эмоций. Мой взгляд метается между двумя мужчинами, но ничего не успокаивает.

– Вы оба… Похожи больше, чем думаете, – шепчу, обнимая себя руками за плечи, как будто пытаюсь защититься.

Хасан и отец переглядываются. Напряжение между ними нарастает, как гроза, готовая вот-вот долбанёт в одну-единственную цель. Меня. Папа громко матерится, срываясь на низкий рык. Хасан прищуривается, его взгляд становится холоднее, как полярная ночь.

– Фильтруй, Барби, – бросает он, и это звучит как предупреждение.

– Нет! – выкрикиваю. Слова вырываются из меня. Я их уже даже не контролирую. А смысл? Они все решили. Меня никто не спрашивает. – Оба за меня решения принимаете! Очень хорошо, папа, что ты решил. Но я взрослая! И сама могу…

Я даже не успеваю договорить, как папа перебивает:

– Давай.

Он оборачивается к Хасану, кивком головы указывая на меня. Его взгляд – твёрдый. Решительный. У меня коленки дрожать начинают.

– Что ‘давай’?! – переспрашиваю, и голос мой начинает дрожать. Мне это не нравится. Совсем. Взгляд Хасана – острый, почти звериный. Решительность отца – безжалостная. – Что за…

– Я же говорил, что пиздежа будет дохера, – цедит Хасан, не сводя с меня глаз. – А ты думал, она сама пойдёт. Моё слово для неё закон, – это он отца так передразнивает. Точно дурдом какой-то. – Она в лесу тогда всех медведей заебала – они от коматоза в спячку раньше положенного впали.

– Эй! – кричу, но слова срываются в пустоту. Моя ярость разбивается о холодную стену их равнодушия. Они, кажется, вообще меня не слышат.

Я делаю рывок к двери. Сердце колотится в бешеном ритме. Если я сейчас выбегу, если успею… Но моя свобода обрывается, когда сильные руки Хасана резко перехватывают меня.

Его пальцы сжимаются на моих запястьях, и я вздрагиваю от неожиданности. В его другой руке что-то блестит. Я опускаю взгляд и вижу знакомый моток серого скотча. Мой мозг тут же заполняется образами: липкий материал, отсутствие возможности пошевелиться…

– Сама виновата, Барби, – ухмыляется Хасан, притягивая меня ближе. Его дыхание обжигает моё лицо. – Ты могла бы сделать всё по-хорошему.

– Отпусти меня! – воплю вырываясь. Но его хватка – стальная. Я дёргаюсь, пинаюсь, но бесполезно.

– Остынь, – рычит, и его голос – это смесь раздражения и ледяного спокойствия. – Иначе будет хуже. А ты знаешь, как может быть...

Я чувствую, как по спине бегут мурашки. Паника подступает к горлу, а гнев растекается по венам, заполняя меня до предела. Тыдынь. Готово. Можете доставать.