21.ІІІ.42 Морозы не прекращаются. Холод и голод. Голод как будто меньше. Холод увеличивается. Как будто в природе произошла катастрофа – север «придвинулся» к югу, что ли. Мой «управский» день прошел, как обычно: ждем 12 часов – времени открытия столовой, чтобы немного подкрепиться.

Сегодня обсуждали вопросы социального законодательства: о соцстрахе, отпусках, уплате по временной нетрудоспособности. Прекрасное советское законодательство – оригинальное, достойное изучения. У немцев будто бы оно тоже таково. Если да (отпуска даются двухнедельные за счет предприятия – это доподлинно известно), то немцы ничего нового не выдумали. Все от нас переняли, все позаимствовали…

Вообще, в голову приходят параллели, сравнения относительно фашизма и социализма.

Фашизм именует себя национал-социализмом. Немцы говорят: у нас социализм. Мы – тоже.

Что же такое тогда социализм? Строй, система хозяйства, при которой собственность на средства производства общественная. У немцев – частная собственность, но все находится под контролем.

«Два» социализма и два непримиримых врага.

Исторический парадокс…

22.ІІІ.42. Активность нашей авиации. Налеты в ночь на 22-е, днем 22-го, утром, но не массовые… Артиллерия ухает совсем близко на севере – востоке. Целый день писал. Мороз чуть-чуть стал меньше.

23.ІІІ.42. Опять налет советской авиации – непродолжительный и, видимо, не массовый. Оттепель.

24–25.ІІІ.42. В ночь с 24 на 25-е опять налет, более продолжительный… Немецкая противотанковая оборона действовала во всю: зенитки, пулеметы, автоматы. Но не сравнить налеты нашей авиации с авиацией немецкой: последняя действовала массивно, организованнее, системнее.

Пять месяцев 24-го исполнилось, как немцы заняли Харьков.

ИТОГ:

1) работая, я получил за это время 5 кгр. муки на семью; 280 граммов маргарина; 140 граммов смальца; 1,8 кгр. крупы; 200 грамм сахара; 200 грамм кофе. И это все. Не работающие получили шиш.

2) Воды нет.

3) Свет в ограниченном количестве и только для промышленных нужд и для освещения зданий, в которых немецкие учреждения размещены или живут немец… [оборванная на полуслове фраза, далее – вырванные страницы – А. У.].

… нако, проходящих не останавливали.

Работы у меня увеличилось. Огромное желание засесть за классиков политической экономии, а некогда. Пропадает время. Идут годы…

Нелечка выздоровела – слава Богу.

[…]

4.IV.42 Опять снег! Валит крупными хлопьями.

Пасха. Трезвонят колокола. Страстная суббота. Вспоминаются годы далекого детства. Тогда этот праздник был желанный. Вся семья готовилась к нему долго: экономила, пекла, колола… Тогда я веровал безотчетно, не сознательно, по-детски. Было легко и приятно. Теперь веры нет. Теперь я вспоминаю об этом празднике, как о дне, когда можно было всего вдоволь покушать, – на обильном столе все было: яйца, пасха, колбаса, ветчина и т. д. И у всех так – у каждого бедняка. Теперь я голоден. Ничего нет, и я не знаю, как провести эти два-три дня. Уж лучше бы работа! Не помню, чтобы в последние 10–12 лет было такое обилие яств и в достаточном количестве, как тогда. Куда все делось? Почему перестала земля русская давать столько, как тогда? Кто в этом виноват? Такие мысли лезут назойливо…

И хоть Пасха, но немцы хлеба не выдали…

5.IV.42 г. Пасхальный «подарок»: 4 котлеты и 4 пирога с горохом. Вот и все. На два дня.

…

6.IV.1942 г. Второй день Пасхи. Ярко светит апрельское солнце, шумит талая вода. Все же утром 5° мороза.

Был на базаре. Продукты подорожали – 10 яиц 160 руб.; молоко 60– 70 руб. литр; 10 картофелин (маленьких) 25 рублей.

…На мосту два немецких унтера. Оба веселые. Один, смеясь, показывает ряд золотых зубов. Другой навел фотоаппарат. Смотрю в сторону. У моста сидит еще молодая, но уже тронутая горем женщина с ребенком на руках. Изможденное, голодное лицо. Равнодушие и отчаяние. Лохмотья. Унтеры избрали ее объектом фотографирования. Собираются, видимо, послать в Германию и, конечно, соврут, что вот до чего большевики довели народ – грязен, в лохмотьях, скрыв, что женщина голодная.