Прислушиваюсь – всё ли в дормитории тихо, и снова разглядываю колыбель. Девчушка спит. Непонятно, как нам с Лепестком достать ей ещё молока из кошкиной миски, – и тут раздаётся еле слышный стук в окно.

Я вздрагиваю.

И осторожно накрываю колыбельку ладонью.

Поднимаю голову посмотреть, что там, и чувствую, как встают дыбом волосы на затылке. На полотне из лунного света – человечек в шляпе и плаще. Сначала становится жутко: наверное, это ожил тот самый, из-под стеклянного колпака. Но потом я понимаю, что это не он, и меня охватывает радостное волнение. Они, конечно, похожи, но этот человечек за окном – живой! Может быть, он отец малышки в колыбели? Случай небывалый. Ещё ни один родитель не приезжал сюда за своим ребёнком.

– Вы всё-таки пришли за ней, – шепчу я в ночь.

Хочется вскочить и подбежать к нему, но идти нужно тихо и осторожно. Крадусь мимо спящих к окну.

Оказывается, гость прибыл не один, рядом с ним стоит крошечная женщина, тоже в плаще, а ещё девочка. Открываю окно – мне страшно и радостно одновременно, – и маленькие человечки проскальзывают внутрь. Вот они стоят на подоконнике в нежном серебре луны: девочка примерно моего возраста, и у всех такие же тёмные волосы, как у малышки в колыбели.

– Вы ведь её родители, да? – шёпотом спрашиваю я. Крохотный человечек подходит ближе.

– Ага, Генна её мама, – говорит он мягким, глухим голосом, от которого веет тайной земли, и указывает на миловидную женщину с короткими волосами. – А мы – её друзья. Я Папаша Хэрн, а это Нисса, дочурка моя.

У Ниссы густые всклокоченные волосы, откинутые со лба. Приладив что-то у себя на поясе, она машет мне рукой.

– Меня зовут Фитиль, – бормочу я, не веря собственным глазам. – Приятно познакомиться.

Я кладу перед ними колыбельку. Генна берёт дочку на руки, малышка сразу просыпается, и на лице у неё сияет улыбка.

– Спасибо, что уберёг дитя, – говорит Папаша Хэрн. – Генна и сама рада бы поблагодарить тебя, однако ж она не говорит.

Генна смотрит на меня и кротко улыбается. Может, она не говорит потому, что с ней стряслась какая-то беда? В Харклайтсе есть несколько сирот, которые молчат и за всё время не проронили ни слова.

– Там, во дворе, мы видели, как ты поднял колыбель с земли, – продолжает Папаша Хэрн. – Но держались в сторонке, потому что пришла твоя мама.

– Она мне не мама, – отвечаю я.

– В общем, мы хотим отблагодарить тебя. Скажи только, чем помочь тебе здесь, в твоём доме.

– Тут не мой дом. Это сиротский приют.

Папаша Хэрн недоумённо моргает и потирает подбородок. Кажется, он не знает, что такое приют, и не возьмёт в толк – повезло мне или не очень.

Нисса смотрит на меня во все глаза.

– Где же тогда твой дом, если не здесь? – удивляется она.

– У меня нет дома. Вот я и живу в приюте. Это такое место для брошенных детей. – И говорю, глядя на Генну: – Я думал, малышку тоже сюда подбросили.

Человечки в ужасе таращатся на меня.

– Нет-нет, – заверяет Папаша Хэрн. – Никто не бросал её нарочно. Эльфы никогда так не поступают. Это сорока утащила колыбель, вот и…

– А кто такие эльфы?

– Это мы, народ лесной. Эльфы похожи на людей, только в сердце у них живёт лес. – Слова замирают у Папаши Хэрна на губах, когда он видит спящих на полу ребят. Потом он пристально смотрит на меня. – Так или иначе, мы должны отплатить тебе добром, ведь ты сберёг Тийю…

– А что, если нам взять его к себе? – предлагает Нисса.

Вздёрнув брови, Папаша Хэрн задумывается.

– Именно об этом я и размышлял, – улыбается он. Внутри у меня всё трепещет от слов «взять его к себе». Но я стараюсь унять это чувство и не грезить понапрасну. Зачем мечтать, если вдруг эльфы не согласятся увести меня в свой мир?