Утром Темиртас выглядел нормально. Медвежьи уши исчезли, а вот недовольство окружающим миром осталось. Спать ему было жарко, запах ацетона ослабел, но не исчез, а когда он открыл окно, чтобы проветрить, в комнату откуда-то прилетел комар. От предложенных кексов Темиртас отказался наотрез, долго перебирал рыбу в морозильнике и унес пакет на улицу — для полара.

— Когда мы поедем в гостиницу? — перешла к делу Дана. — Нам нужно пару дней пожить в Чернотропе, не являться на ярмарку из ниоткуда.

— Завтра вечером или послезавтра утром, — ответил Темиртас. — Номер забронирован и оплачен, не думаю, что туда кого-то поселят. Я бы хотел провести свободное время на лапах, превращаясь для приема таблеток и травяного настоя. Нужно побыстрее восстановиться.

Дана мысленно посчитала даты и согласилась:

— Тогда лучше послезавтра утром. Закажем машину, чтобы нас отвезли. Заселимся, прогуляемся по городу, зайдем в пару магазинов и кафе, оценим отношение окружающих.

— Договорились, — кивнул Темиртас. — Я буду во дворе. Если понадоблюсь — зовите.

Через час Дана уступила уговорам медведицы — решила, что полар уже поел и немного подобрел. Она перекинулась, спустилась с крыльца и принюхалась. От хозпостроек явственно тянуло рыбой.

Полар нашелся в тенечке, под деревом. Лежал на пожухшей траве огромной белой глыбой и уныло смотрел на надкусанный ломоть пангасиуса. Медведица подошла поближе, коротко заурчала — приветствуя и заверяя в добрых намерениях. Полар встал, подставил морду с горячим черным носом, позволяя себя обнюхать, и пожаловался:

— Рыба невкусная. Много воды. И воняет химией.

— Возьми другую. Тебе надо поесть. Твой двуногий ничего не ест. Вы так не выздоровеете.

— Другая еще хуже. Воняет прямо в морозилке.

— Поешь сметаны.

Полар замотал головой. Медведица долго размышляла, вспоминая содержимое холодильника, и предложила:

— Яйцо?

Полар задумался. Потоптался по траве, почесал бок задней лапой и ответил:

— Можно попробовать. Только сырое. Вареное будет вонять.

Пришлось идти на кухню, превращаться и доставать упаковку яиц из холодильника. Медведица буркнула: «Ему трудно, нам проще».

«Я не против, — ответила Дана. — Это даже не варить, хотя и сварить несложно».

Медведица вынесла упаковку во двор, поставила перед поларом, осторожно царапнула картон. Коготь прорвал крышку, задел яйцо. Полар принюхался и оживился.

— Ешь, — велела медведица. — Нельзя голодать, особенно осенью.

Полар долго чавкал, отплевывался от скорлупы и картона, а потом облизнулся и сообщил:

— Вкусно. Спасибо.

— Теперь поспи, — сказала медведица. — Если захочешь еще яйцо — загляни в дом, порычи. Дана тебе вынесет.

«Он тебе не понравился? — спросила Дана, одеваясь и расчесываясь. — Ты могла бы еще погулять, но почему-то ушла».

«Все альфы капризные, когда болеют, — ответила медведица. — Пусть выздоровеет, тогда погуляем. Дай ему яйцо, если попросит».

Полар попытался войти в дом в обед. Застрял в прихожей, жалобно посмотрел на Дану, когда та вышла на шум. Пришлось разбить десяток яиц в миску и вынести во двор. А заодно выкинуть в мусорный бак картонную упаковку и растекающуюся рыбу. За время уборки полар вылизал миску до сияющей чистоты и в благодарность попытался обтереться об Дану боком. Она с трудом удержалась на ногах, прикрикнула на зверя, моментально прижавшего уши, смягчилась и спросила:

— Еще?

Полар помотал головой — «нет, не надо» — и ушел под дерево. Дана помыла миску, размышляя, можно ли считать кормление медведя яйцами ущемлением прав военнослужащей по гендерному признаку. Хотелось бы знать, как оценит ситуацию Петрова, но не звонить же из-за такого пустяка.