Ого, похоже впервые ведьмак увидит сильного верлиока. Только бы он, разумеется, предпочел это «впервые» отложить. Желательно до «никогда».

Очередной удар лапы, взявшейся словно из ниоткуда, и Хан отлетел как пушинка, спиной врезавшись в ствол дерева. Прогнивший изнутри, ствол не выдержал удара, рухнув с ужасающим скрипом.

Ведьмак потер сломанные ребра. Кости его заживут очень быстро – все же он нечисть, пусть и половинчатая.

Только боль все равно чувствуется.

Верлиоки выглядят, что медведи – такая же короткая шерсть, те же лапы и даже пасть. Только силы и скорости в самом слабом верлиоке обычно больше, чем в самом сильном медведе. И беда тому охотнику, кто их спутает, да случайно верлиока из спячки вытащит.

Не успел Хан очухаться, как нечисть уже скакнула на него сверху, придавила, наступив мощными лапами на сломанные ребра. Из приоткрытой пасти верлиока валил черный дым, что отравлял все живое, разрушая, обращая в пепел и сажу.

Ведьмак взмахнул кинжалами, но те лишь соскользнули с густого меха, а верлиок, не теряя времени, вонзил свои зубы в плечо Хана. Сомкнул, вырвал кусок плоти, заревел недовольно, но не выплюнул. Пусть в ведьмаках жизни и нету, да верлиоку все едино.

В ответ Хан рубанул его мечом, скользнул в навь – уйти попытался.

Тут же мир вокруг съежился, все оставшиеся краски из него выцвели, а берлога нечисти еще сильнее почернела, точно во мглу провалилась. Хан закашлялся – отовсюду тянуло едким сизым дымом с приторно-сладким запахом тления – так следы верлиока проявлялись.

Только в нави понял Хан, насколько силен был этот монстр – он таких прежде не то, что не встречал, но не слыхал даже. Вся берлога в глубины нави уходила так далеко, куда приличная нечисть и не ступает.

Сам верлиок тут выглядел, что плотный сгусток тьмы, с горящими алыми глазами, лишь отдаленно медведя напоминающий.

Не дал он Хану скользнуть от него, разросся черной пеленой, закрыл собой все вокруг.

Вот так да. Убил по-быстренькому нечисть, называется.

Хан еще пытался бороться, барахтался в вязкой верлиочьей тьме, но уже понимал, что сам не выберется. Здесь, в нави, верлиок даже сильнее был, а спасти ведьмака тут некому – чуть глубже провалятся, даже магия Ли не достанет. Сейчас уже, и то вряд ли достанет. Навь – она же от высших отдельно существует.

Хорошо, что верлиоки спят чутко, да сил набраться не успевают. Потому что с сильными ими сладу нет.

Поглотят все живое, не подавятся даже. И неживое, но ведьмачье тоже поглотят.

Хан уже терял сознание, когда вдруг костер вдалеке увидел. Но то ему наверняка лишь показалось – навь она серая, холодная. Откуда здесь костру взяться?

***

Хантер поморщился – что-то мокрое скользило по его лицу.

Теплое, совсем не навье.

– Очнулся! – пролаяли прямо над ухом, и пытка прекратилась. – Очнулся, родненький!

Ведьмак открыл глаза – точнее лишь один, человечий глаз – прямо над ним нависала улыбающаяся волчья морда. Если только волки могут улыбаться.

– Ох, напугал ты нас, – тем временем продолжил причитать Ильфорт, высунув язык, которым только что облизывал Хану лицо. – В усмерть напугал! Богиня Ли что-то плохое почуяла, за тобой пошла. Ну, я следом и увязался. Ступил, а будто из лесу в мир другой прыгнул, кругом жуть жуткая. Все неживое, серое, мрачное, холодное, аж хвост сам поджимается, лапы дрожат, выть охота. И зверь еще этот на тебе скачет, огроменный, на медведя похожий, да только всякому видно, что не медведь это вовсе. Ли не растерялась, его чем-то золотистым приложила. Не знаю чем, я в магии не силен, но он это золотое в себя втянул и сильнее только стал. Тут ты вдруг исчез, а зверь за тобой следом. Пропали, будто и не было, я даже моргнуть не успел. А Ли следом шар черный кинула.