Конечно же, не следует идеализировать старшего сына Чингис-хана и приписывать ему мягкость и гуманизм в отношении врагов: все-таки он был сыном своего отца и своего времени, представителем своего степного общества, в глазах которого мягкость могла быть истолкована как слабость (ср.: [Темиргалиев, 2016, с. 148]). Вместе с тем он был заинтересован в том, чтобы стать правителем не только обширного, но также густонаселенного и благоустроенного улуса, и вдобавок имел опыт подчинения врагов без кровопролития, который, надеялся он, будет иметь продолжение и в рамках этого похода. Но, как мы имели возможность убедиться, население Средней Азии и Дешт-и Кичпака слишком негативно отнеслось к его мирным инициативам, заставив отказаться от дипломатии и действовать методами «узаконенной жестокости», широко распространенной и весьма эффективной в условиях боевых действий Средневековья [Макглинн, 2011]. Тем не менее его мирные инициативы остались в памяти современников и даже более поздних авторов. Так, армянский принц-историк Гетум (Гайтон) в своем сочинении «Цветник историй краев Востока», составленном в 1307 г. во Франции, отмечает, что при завоевании среднеазиатских владений Джучи «без какого-либо противостояния установил здесь свои шатры и стал владеть теми землями в мире и благоденствии» [Хаутала, 2019, с. 213]. Хотя данное сообщение не соответствовало действительности (да и вообще указанное сочинение изобилует многочисленными фактическими ошибками), нельзя не обратить внимания на то, что этот автор, столь далекий от описываемых им реалий, отметил миролюбие политики Джучи.

Таким образом, некоторые сведения источников позволяют сделать вывод, что Джучи гораздо чаще, чем его отец, братья и другие современники, старался добиваться цели мирными средствами и в принципе демонстрировал куда меньшую воинственность. Это нашло отражение не только в вышеописанных конкретных случаях, но и в высказываниях старшего сына Чингис-хана, либо действительно имевших место, либо приписываемых ему. Так, согласно «Сокровенному сказанию», во время небезызвестной ссоры, в ходе которой Чагатай прилюдно назвал Джучи «наследником меркитского плена», тот в ответ обвинил его в том, что он превосходит всех «одной лишь свирепостью» [Козин, 1941, с. 183–185], тем самым давая понять, что сам предпочитает иные методы взаимодействия и с подданными, и с врагами. В более позднем монгольском историческом сочинении «Алтан Тобчи» Джучи приписывается следующий ответ на вопрос Чингис-хана, чтó есть лучшее наслаждение: «По моему разумению, самое лучшее наслаждение состоит в том, чтобы стремиться умножить свои многочисленные табуны, чтобы они тучнели, чтобы установить на становище дворцовую юрту и пировать в ней и веселиться» [Лубсан Данзан, 1973, с. 208]. Наконец, согласно вышеупомянутому Джузджани, после покорения Хорезма Джучи сурово осудил политику своего отца, проявленную во время среднеазиатской кампании: «Чингиз-хан сошел с ума, что губит столько народа и разрушает столько царств» [СМИЗО, 1941, с. 14].

Вполне возможно, последнее высказывание является преувеличением (как и описанная Джузджани «мистерия хаоса» после взятия Ургенча), однако нельзя исключать, что Джучи мог себе позволить некоторую несдержанность в оценках своего отца, тем более что и Чингис-хану приписывается фраза, которую он якобы произнес, будучи выведенным из себя своеволием первенца: «Я его казню, не видать ему милости» [Рашид ад-Дин, 1960, с. 79].

Вряд ли следует принимать всерьез подобные высказывания, учитывая, насколько основатель Монгольской империи выделял своего старшего сына. Джучи не только первым получил улус после покорения «лесных народов», но и стал обладателем самых обширных владений при разделе их Чингис-ханом между сыновьями и родичами после завоевания Хорезма. В.В. Трепавлов совершенно обоснованно рассматривает Джучи как официального соправителя отца в отношении «западных улусов», хотя позволим себе не согласиться с тем, что первенец уже при жизни мог носить титул их «старшего хана». На это указывает упоминание Джучи в источниках под разными титулами: Джувейни именует его «улус-иди», т. е. «правитель улуса» [Джувейни, 2004, с. 57, 557], Лубсан Данзан – «наместником» или «даругачи кипчаков» [Лубсан Данзан, 1973, с. 229, 230] (см. также: [Ускенбай, 2013, с. 54]), составители «Юань ши» – «циньваном запада» [Золотая Орда…, 2009, с. 221].