– Да, конечно, я согласен.

– Я сама здесь, как робот, ты должен меня включить на соответствующую волну.

– Мэм, за радио дело меня выгнали из техникума.

– Не рассуждай, как незнающий – скажи, как знающий.

– Спасибо за подсказку, мэм.

И было:

– Я Кошка, – мяукнул он, и после этого они слились в одно целое, и почти без труда переплыли залив, отделявший из от турбазы Светлячки Социализма.

Только пару раз голова, а точнее, ноги этого ненасытного стриптизера, покрутились на поверхности воды, но так ничего и не увидели. Имеется в виду, не увидели самой воды, ибо она перед ним расступалась и, похоже:

– От страха.

Владимир на берегу поклялся Елке, что:

– Больше моей ноги не будет на грязных ступенях этого пионерлагеря, переделанного для приманки в турбазу.

– Послушай, милый? – спросила Елка, когда они остановились на противоположной стороне тротуара от ресторана Центральный – Лас Вегас в простонародии:

– Ты бармен или директор этой забегаловки.

– Вот это ты правильно промямлила, – отрыгнулся почему-то соленой водой Вова, как будто только что переплыл Финский Залив или прошел Мертвое Море, как по суху, но только почти, ибо хлебнуть, как всем ему тоже пришлось, и отнюдь не Хеннесси, мэм.

– Я леди.

– Хорошо, щас посмотрим.

– Я готова.

– Иди постучи в дверь и скажи, что у тебя есть деньги.

– Никто не поверит.

– Почему?

– Здесь надо дать, чтобы поверили.

– Так дай.

– Прямо при тебе, что ли?

– Сунь ему потихоньку в руку, чтобы я не видел.

– Деньги?

– Ну-у, да, деньги, конечно.

– Ты мне не давал ничего, милый, – сказала она, и чуть не заплакала.

– Проверь карманы, милая, – сказал я, поняв, что что-то произошло, но что – непонятно, кроме только того, что кто-то назвал меня:

– Бурбон. – Окликнули, да, это точно, но оглядевшись по сторонам понял:

– Как в Мастере и Маргарите – улица совершенно пуста.

Хотя рядом вокзал и кто-то должен на него идти.

– Он не хочет брать деньги, – сказала, опять перебежав дорогу, Малышка на миллион, и без задней мысли, конечно, что с таким именем и фамилией у нее, у самой должны быть бабки. В том смысле, что дал на чай, а просят, извиняйте, на:

– С коньяком кофе.

– Прости, забыл, я сколь те дал-то?

– Что-с?

– Что-то голова кружится.

– К-как?

– Да-а, как будто не вчера родился, а давно, авось и пятьсот лет назад, а всё не терпится.

– Ты уж меня извини, мил хахаль, но определись сначала, чё те надо. В кабак попасть, закрытый, как после пожара, или трахнуть меня прямо сейчас, несмотря на то, что негде.

– Извини, я растерялся, щас решу окончательно. Нет, не могу чё-то.

– Хорошо, я скажу.

– Говори.

– Совместим приятное с очень полезным. Но для этого надо зайти всё-таки в это кабаре, где и станцуем сами.

Владимир пошарил еще раз по карманам и вынул, как будто нарочно для насмешки, золотой.

– Сколько там? – только и ляпнула беспросветная леди.

– Тут бы удивиться, милая, сначала, как все нормальные люди, а ты сразу:

– Чуть что и уже всё понимаешь.

– Пожалуйста, милый, не вынуждай меня, чтобы я вызвала на подмогу Кобылу.

– А ты кто? – решил отшутиться парень, чтобы не накликать еще большую беду, ибо:

– Пожалуйста, дорохгие гости, но не все же сразу, ась?

И догадался, что надо сменить рекогносцировку, ибо дело зашло слишком далеко, едва начавшись:

– Милая девочка хочет позвать на подмогу Кобылу, а если это точно была женщина, то ведь, кажется, она умерла.

Следовательно.

Следовательно, если покойники ходят с парадного входа, то мы зайдет с черного выхода, а чтобы запутать охрану:

– Подъедем туда на такси.

– Как ты умен, мил херц, как ты умен, и знаешь почему?

– Нет.

– И это правильно, ибо никогда не надо признаваться – особенно до начала игры на эти тити-мити, что у вас в наличии: