И только в результате продолжительной дискуссии пришли к однозначному выводу:
– Преждевременно.
Тем не менее, Эстэ признался за Хванчкарой, что натурально испугался, что так и думал:
– Если нет Гудериана, который у нас учился, но сёдня пропустил занятия по прыжкам танков через осьмиметровые траншеи, а голословный Черчиллино:
– Всегда тут, хотя и не бывает обычно.
Флоренского туды-твою, а его заархивированное открытие я и украл, значится.
– Боюсь, не запомню всех подробностей этого сложно запутанного дела, – провалюсь на пресс конференции.
– Я буду говорить на пресс конференции, – сказала леди Элен Ромеч.
– Если я боюсь запутаться – ты тем более не сможешь.
– Чего я не смогу?
– Ты не знаешь особенностей научных открытий – скажут, ведьма и тю-тю.
– Что это значит? – она очень удивилась, что есть сомневающиеся, хотя и в единственном числе в ее неисчерпаемых способностях превращать вымысел в абсолютную правду.
– Если ты это можешь, тебе и надо быть Симоном Волшебником. Ибо:
– Я врать по-честному не могу.
– У нас есть пару дней на тренировки.
– Да бесполезно, я могу соврать только со страху. Да и то – сомнительно.
Можно попробовать только метод самого Симона Волшебника: я скажу, что это ты Симона, как превратившаяся из него за две тыщи лет.
– А сам полетишь?
– Нет, полетишь ты.
– Да ты что!
– Так вот в этом всё и дело, что ты мне не веришь, несмотря на то, что любила до безумия полного расслабления уже несколько раз.
Поэтому, да, я могу ввести в экстаз толпу, а они, выспавшись, как следуют опять скажут – особенно на допросе с пристрастием:
– Выдумал.
– Кто?
– И он, и я. И обе-оих отправят на кирдык.
– Как я поняла, ты объяснил мне, что свои процедуры ты в принципе можешь провести, но с двумя условиями. Первое, я должна в них обязательно участвовать, как тот Мюнхгаузен, который сам не летает на Луну, но других отправить туда способен.
– Второе, – пропела она, – через несколько дней, когда меня изберут главной и первой жрицей этого племени, будет ясно, как божий день:
– Мы врали.
– Да, но я, как только косвенный помощник, уже отчалю отсюда никому не нужный, а тебя.
– Да меня, конечно, будут носить на руках и не отпустят.
– Так-то, конечно, лучше бежать, но, жаль, пока некуда, – она сделала уже две чашки кофе, но один Черчиллино грамм на восемьдесят, так как перед предполагаемым экспериментом я пить вино отказался.
– Тем более, что лучше не начинать того, что бросил через полтора месяца после дня рождения.
Мне выдали ветролет с пропеллером на спине, ей – ничего.
– Зачем ты, Нинка?! – ахнул я, как в песне.
– Я полечу, как отражение от Луны, которое ловил Данте, когда хотел отдохнуть, чтобы быть счастливым.
– Бат вэй, меня не примут за шулера, чтобы специально разоблачить именно в этой процедуре?
– Ты должен специально упасть.
– Вот ду ю сей? – прошептал я, не веря своим ушам.
– Это шоу, никто не поверит, если даже ты полетишь без пропеллера.
И, действительно, она полетела, как Беатриче навстречу Данте, и до такой степени, что меня взяли, как ее похитителя.
И самое удивительное, я не мог объяснить противоречий в их поведении, ибо:
– Не одна же она, наводила иллюзию на этот аттракцион? – Ибо априори я надеялся, что она работает грудь о грудь с эФБиАй.
Или с Интеллидженc Сервис.
– GDR?
– Мэм, шутите?
– Нет.
– Без этого никуда.
И пока все увлеклись ей – сбежал, чтобы скрыться в библиотеке Конгресса US off America.
И практически за месяц работы прочитал все рукописи Герберта Аврилакского, которые русское правительство обменяло на патент для производства Боинга 777, чтобы не спорить – как предполагалось в международном суде: