Ректор сидел за своим столом мрачный и злой.

Просторный кабинет был выдержан в современном стиле: мало мебели, много света, полка с научными трудами хозяина, полка с подаренными книгами, полки с бесчисленными кубками и призами институту… На большом столе – идеальная чистота. Пара красивых папочек в углу, модерновый письменный набор, в скромной рамочке – фотография жены и детей. На боковом столике – навороченный компьютер…

Мягко зазвонил внутренний телефон. Ректор злобно зыркнул на него, но трубку взял.

– К вам главбух, – почти неслышно прошелестел референт.

Ректор скривился и молча швырнул трубку.

В дверь осторожно постучали, и в кабинет нерешительно вошел молодой мужчина в строгом костюме, модной рубашке с непременным красивым галстуком, дорогих башмаках. Не доходя метров трех до стола ректора, главбух остановился.

– Ну? – мрачно буркнул ректор, не глядя на посетителя.

– Министерство перечислило на счет нашего института 87 миллионов 26 тысяч 243 рубля 18 с половиной копеек, – доложил, нервно сглотнув, главбух.

– И что? – поднял глаза ректор. – Есть заявки моей кафедры, перечисляй…

– Э-э-э, – замялся главбух.

– Их утвердили на совете, как первоочередные, – отрубил ректор. – Чего еще надо?

– Нет-нет, я не об этом, – поспешно сказал главбух. – Только… Просто… Видите ли, – он опять сглотнул. – Это какое-то странное перечисление. Может быть, по ошибке?

– По ошибке? – насторожился ректор. – Не трогай эти деньги. Иди, звони в министерство и выясняй – кому, сколько, на что. Не забудь сказать, что наш совет утвердил первоочередные заявки…

Ректор сидел в мягком кресле за низеньким чайным столиком. Этот седовласый, с буйной шевелюрой мужчина лет шестидесяти, элегантно одетый, все равно больше походил на фермера, чем на профессора и академика, кем являлся на самом деле. Прихлебывая из огромной кружки обжигающий черный кофе, ректор листал докторскую диссертацию своего ученика.

Большой стол – «официальный», как именовал его сам ректор, или «нагоняйный», как его окрестили преподаватели, был завален папками, книгами, всевозможными бланками, какими-то длинными, закручивающимися листами… Ректора такой беспорядок ничуть не беспокоил. За долгие годы в главном университетском кресле он понял, что с бумажным потоком, в последние годы превратившимся в стабильный девятый вал, бороться бесполезно. Надо просто выуживать основное. Остальное – само собой отлежится, пройдет через процесс усушки-утряски и попадет в корзину. А если по нечаянности что-то важное пропустишь, напомнят авторы послания. А не напомнят – значит, было не так уж и важно…

На стене за официальным столом прикреплен широкий и длинный, в полтора человеческих роста, свиток, весь исписанный вкривь и вкось разноцветными фломастерами, многие записи перечеркнуты. Вверху и внизу свиток заворачивался трубочкой. Ректор признавал только такой еженедельник: все на виду, ничего не упустишь.

Раздался тихий стук, огромная дверь, недовольно поскрипывая, отворилась, и в кабинете материализовался маленький, сухонький, предельно аккуратный старичок лет восьмидесяти с тоненькой блестящей черной папкой под мышкой – главбух вуза:

– Добрый день!

– Привет, Палыч! Садись. Кофейку?

– Вы знаете, что я не пью этот крайне вредный напиток. Тем более гигантскими кружками.

– Ну а я пью. Знаешь, голова начинает лучше соображать. Нам ведь с тобой надо хорошо соображать, так? Говори, с чем пожаловал? Какой неоплаченный счет нам опять выставили?

– Сегодня утром министерство перечислило нашему вузу 87 миллионов 260 тысяч рублей.