Тэкера гордо вскинула подбородок и посмотрела в глаза противника так дерзко, что на секунду он позавидовал ее самообладанию.
Окита, который честно не знал, что делать со своей неожиданной находкой, постепенно выходил из себя.
– И чем же ты тут на самом деле занимаешься? Шпионишь? Пытаешься подорвать систему безопасности сёгуната изнутри?
– Повторяю, меня зовут Тэкера, – ответила девушка, и ее голос наконец приобрел серьезные нотки. – Шпионю? О чем ты? Сунуться во вражеский отряд одной, раненной, слабой – даже я понимаю, что это безрассудство. Не нужно ни быть Хакайной, ни разбираться в политике, чтобы видеть это.
– Хватит заговаривать мне зубы! Какова же тогда твоя цель?
– Я всего лишь хочу открыть вам истину.
Эти слова вырвались случайно, сами собой, и Тэкера сама опешила от сказанного. Они прозвучали тихо, но произвели нужный эффект.
Нагакура с друзьями, успев подобраться поближе, тоже застыли в недоумении.
– Что?
Тэкера поняла, что сказала лишнее. Она немедленно попыталась выпутаться:
– Я всего лишь хочу сказать, что разделяю политику сёгуната не во всем. И мне, как обычному человеку, хотелось бы видеть Японию немного другой. К сожалению, я понимаю, что ничего не могу изменить…
Произнося эти лживые слова, Тэкера ощущала, как ее истинная сущность восстает против них. Стальной обруч сдавил сердце, ведь такими речами она предавала себя.
Но последней каплей стали ответные слова Окиты:
– Не сможешь, так же, как и твой учитель-протестант.
Со звоном лопнула последняя нить, удерживающая Тэкеру от безрассудных поступков. Клокочущая внутри ярость была столь велика, что затмила взор, отключая здравый смысл.
На самом деле она не знала, что заставило ее поступить именно так. Позднее вспоминая о случившемся, Тэкера не раз ловила себя на мысли, что решение признать, кем она является, было одним из самых безрассудных в ее жизни. Тогда же она просто воспользовалась правилом: «Не знаешь что сказать – говори правду».
– Не стоит вешать на Сёина грязные ярлыки, исходя из чужих слов, – буквально выплюнула Тэкера, не поясняя, кем ей приходился Сёин. – Я знаю этого человека с другой стороны и могу с уверенностью сказать, что в его поступках был смысл.
– Но это не отменяет того факта, что он был преступником. Думаешь, что можешь быть объективной по отношению к нему? Как бы ни так. Ты рассматриваешь его мотивы через призму привязанности, – продолжал напирать Окита. – К примеру, его хорошего отношения к тебе хватило, чтобы склонить на свою сторону, заложить в твою голову его личный взгляд на мир. А это значит, что ты наш враг.
Вот и прозвучало это слово. Враг. Вот только кое в чем самурай ошибся.
– Раз ты у нас такой осведомленный, то позволь задать вопрос. – На этот раз Тэкера слегка подалась вперед. – В чем вина моего сэнсэя? В том, что он стремился преодолеть сословные преграды и объединить людей в борьбе за создание нового общества? – Как и прежде, в ее словах сквозило ледяное презрение. – Или, может, в том, что стремился расширить границы сознания, вышел за рамки привычного, чтобы сделать Японию непобедимой?
Окита молчал, обдумывая услышанное. Он никак не мог понять, какие эмоции у него вызывает эта девушка. Уважение? Этого он не мог отрицать, пусть даже она ступила на неправильный путь, решив, что сёгунат рушит страну, что в корне неверное суждение. Однако смелость Тэкеры, ее готовность отстаивать собственную правду и впрямь заслуживали восхищения. Да сколько же в ней безрассудства?
– «Вместе учиться и учить друг друга» – на таком принципе строились все наши занятия. Сёин с уважением относился к мнению любого и никогда не навязывал собственные взгляды. – Тэкера вновь позволила себе немного повысить голос, но вовремя совладала с чувствами. – А теперь попробуй доказать, что наш учитель был плохим человеком. Если подумать, ты тоже воспринимаешь происходящее через призму привязанности. Отличие лишь в том, что авторитет для тебя – сёгун. Но где гарантия, что его мнение истинно и не подлежит никакому опровержению?