Пройдет почти два тысячелетия, одним из символов Третьего рейха, прилежного ученика Рейха первого, станет провокационная работа Маурицио Каттелана «Он» (2001): метровая фигурка Гитлера в коленопреклоненной молитвенной позе, одетого в гимназическую форму. Преступник века предстанет перед зрителями в образе нашкодившего мальчика.
Как пройти на ипподром?
Выпечка душ
В каждом поколении должен быть свой безумец,
который будет показывать истину так,
как он ее видит.
Борис Пастернак
Представьте, что вы приехали в незнакомый город. Вы идете по центральной улице, рассматриваете архитектурные особенности домов, попутно прослушивая аудиогид. Внезапно вы упираетесь в стену. Высота и длинна этой стены неизвестны, как неизвестно, что за стеной и почему кто-то построил ее именно в этом месте. Люди вокруг не обращают на стену никакого внимания.
Ординатура кафедры онкологии Московской медицинской академии им. И. М. Сеченова проходила на базе Российского онкологического научного центра им. Н. Н. Блохина. Место для распределения нашлось в отделении опухолей костей. Мне не очень-то туда хотелось, как и многие ординаторы, я стремился в абдоминальную хирургию. Но постепенно увлекся, ассистировал на операциях, осваивал химиотерапию. В структуре онкоцентра был институт детской онкологии. И пациентов, относящихся к категории «молодых взрослых», направляли на лечение к нам. Сложная группа пациентов. Процент осложнений выше, химиотерапию переносят намного тяжелее. Поскольку желающих осваивать лечение всех возможных осложнений не было, я охотно и с энтузиазмом взялся за этот, хотя и небольшой, но важный сегмент.
Все решил случай. После окончания первого года руководство рекомендовало мне перейти в какое-нибудь другое отделение. На удивленный вопрос «почему?» мне прямолинейно ответили, что в коррупционной составляющей, то есть в поборах с пациентов, я не участвую, и прибыли заведующему отделом не приношу.
Времени подумать не предоставили. Собрав свои немногочисленные вещи, я вышел в коридор и направился в детский институт. Там, как и всегда, был дефицит кадров. Ситуацию несколько осложнял тот факт, что директор детского института являлся одновременно и заведующим отделом, из которого меня попросили удалиться. Этот человек не допускал мысли, что может ошибаться, не терпел возражения, инакомыслие и более всего ценил преданность лично ему.
Вопрос со взятками, как мне казалось, и впоследствии выяснилось, казалось ошибочно, в детской онкологии не стоял так остро, как во взрослой. Желающих переносить особенно высокие эмоциональные нагрузки, связанные с лечением детей, не было, и меня приняли.
На следующий день заведующая отделением вызвала меня к себе в кабинет и доброжелательным голосом, доверительно и любезно, за чаем наставляла, что все деньги, которые мне передадут, а также иные материальные ценности, к которым относились алкоголь, торты, конфеты, шоколад и вообще все, что можно съесть, выпить или продать, мне следовало передавать ей. Если же никаких ценностей не вручили, то мне следовало настоятельно рекомендовать родителям пациентов зайти в кабинет к заведующей перед выпиской. Как я понял, для строгой беседы о том, что, помимо денег, которые они уже заплатили ей в большинстве своем перед госпитализацией, следует благодарить еще и перед выпиской. Потому что, как вы понимаете, лечение ребенка с онкологическим заболеванием – процесс длительный, и может занимать год и более. Дело не только в алчности. Гибрис-синдром, как известно, требует демонстрации власти.
Отступать было некуда, но и участвовать в предложенном не собирался. Поэтому тихо саботировал указание: деньги не брал, торты и алкоголь делил с другими ординаторами, к заведующей перед выпиской заходить не советовал.