Она должна бы резвиться в саду, искать эльфов в цветочках, а не проверять, сломает ли гувернантка защиту? Кто сильнее — растомаг или некромаг — вот что её волнует в восемь лет! Страшно. Больно. Жаль её? До слёз. Но это уже произошло, и сейчас надо с этим жить — ради неё самой и всех, кто прячется в этом жутком поместье...
— Вы не виноваты, — тихо сказала девочка.
— Я виновата, Лиззи. Я не смогла нас защитить.
— Папа... Он не стал меня даже слушать!
— Конечно, не стал.
— Вы... вы с ним заодно?
— Милорд Ройсбург в своём праве. Мы обе нарушили его правила. Он — хозяин поместья, твой отец и мой работодатель. И он сказал, что к той оранжерее нельзя даже приближаться. Он поставил защиту, а значит — позаботился о нас. Мы нарушили правила, но он нас спас. Имеет ли он право после всего этого нас с тобой наказать?
Тишина.
— Лиззи? Ответь мне!
— Да, — прошептала девочка, но вовсе не потому, что ей вдруг стало стыдно и она осознала, что я — права.
Тут было что-то другое. Тишина вдруг стала... какой-то особенной. Лицо Лиззи побелело, а у меня всё замерло внутри. Бывает тихо за секунду до рассвета, когда природа набираются сил, чтобы грянуть в честь нового дня, но эта тишина была совсем... другой. Она не была во имя жизни, она...
— Что это? — девочка посмотрела на меня, и я увидела в чёрных зрачках страх.
— Не знаю. Лиззи — беги в дом! Там безопаснее.
— Я помню эту тишину. Так было перед тем, как...
— Вот ты где? — прогремел голос некромага.
Мы вздрогнули — я так испугалась, что от неожиданности напала на милорда — ноги мага обвил выросший из земли корень, но он тут же испарился — ещё до того, как я осознала, что творю.
— Не сегодня, — отмахнулся некромаг от моей магии, словно от надоедливой мухи. — Лиззи, — милорд взял девочку на руки, поцеловал в макушку и аккуратно опустил в темницу, убрав защиту (решётки на минуту растворились в воздухе, но как только девочка оказалась рядом со мной, выросли снова).
— Если что — дом вас прикроет, — серьёзно сказал Ройсбург, выразительно глядя мне в глаза, этот взгляд означал: «Пожалуйста — позаботься о ней!»
— Милорд, что происходит?
— Папа!
— Я люблю тебя, малышка.
— Учитель! Прорыв.
Я узнала голос Клайва, и тут со стороны оранжереи, той самой, послышался оглушительный треск.
— Иду! — крикнул некромаг и улыбнулся: — Всё будет хорошо.
8. Глава восьмая
Прорыв — самое страшное слово в нашем мире. Он означает смерть. Смерть тех, кто его сдерживал ради счастья и спокойствия остальных. Но Прорыв страшен не только потерей близких — умирает земля. На несколько миль вокруг излома — трещины, открывающей портал в загробный мир — не вырастет ни травинки. Никогда! «Пустых» земель становится всё больше, и это огромная потеря для мира растомагов.
Милорд, наверное, хотел нас подбодрить, сказав, что «всё будет хорошо», но...
Обнявшись, мы с Лиззи наблюдали, как окошко затягивается колючим кустарником и крапивой — сад встал на нашу защиту, откликнувшись на мой зов. Я должна сберечь Лиззи. Пусть молча, пусть одним лишь взглядом, но я пообещала Ройсбургу, и слово своё сдержу.
Несколько минут было тихо, лишь лунный свет струился сквозь ветки растений, но вдруг... Жуткий вой — звериный, ненасытный, он мог означать только одно — к нам пожаловали гости с изнанки.
Со стороны оранжереи небо окрасилось всполохами, время от времени слышались короткие, отрывистые команды — там, за толстой стеной особняка шёл бой. Мне казалось, я слышу голос Клайва. Прижимая Лиззи к себе, думала только об одном — только бы никто не пострадал.
Земля вздрогнула, словно ей внезапно стало нестерпимо больно.