Первым стремлением Марьяны было поднять оброненную кем-то игрушку. Не для того, разумеется, чтобы потом себе её присвоить, просто положить на подоконник, там игрушку эту потерянную скорее заметят. Она даже наклонилась, протягивая руку, но потом почему-то передумала. Выпрямилась, пожала плечами и двинулась себе дальше.

Поход в булочную и обратно занял у Марьяны полчаса, а может, и больше. Так что когда она вновь зашла в подъезд и стала подниматься по лестнице, то и думать забыла об этой обронённой кем-то игрушке. И вспомнила лишь, когда вновь её увидела.

Что-то странное почудилось вдруг девушке в этой игрушке, но Марьяна долго не могла сообразить, что именно было тут не так. А потом вдруг сообразила: игрушку кто-то передвинул. Ну, то есть находилась она теперь не на середине лестничного пролёта, как было вначале, а в самой верхней его части.

И вновь игрушечный клоун не лежал, а всё так же стоял, прислонившись лицом к последней в этом пролёте ступеньке.

Впрочем, тогда ещё Марьяне и в голову не могло прийти, что это довольно приличное для небольшой игрушки расстояние клоун преодолел самостоятельно. Кто-то его, конечно же, переставил, вот только зачем, с какой целью? Или это соседские ребятишки непонятную игру затеяли?

Решив, что так оно и есть, Марьяна, конечно же, не стала вмешиваться в детские эти шалости. Просто осторожно обошла клоуна и пошла себе дальше, ибо бабушка уже заждалась своего любимого «бородинского»…

А ночью ей приснился сон. Странный и страшный. Будто сидит она глубокой ночью в своей комнате и смотрит по телику какой-то фильм. Какой именно, этого Марьяна не помнила, триллер какой-то мистический. И вдруг с ужасом осознаёт, что экран телевизора, это и не экран вовсе, а реальное четырёхугольное отверстие… И просто чудо, что разные потусторонние твари из фильма ещё не обнаружили, что запросто могут перебраться из киношного своего пространства прямо сюда, в комнату!

Похолодев от охватившего её ужаса, Марьяна попыталась вскочить с кресла и выключить телевизор, но почему-то не смогла даже пошевелиться. И закричать она тоже не смогла, хоть и пыталась, а потом из телевизора вдруг высунулось ярко-раскрашенное улыбающееся лицо клоуна и внимательно на неё посмотрело…

Вот тут-то Марьяну, что называется, прорвало, и она заорала. Да ещё как громко! Так, что в комнату мигом примчались и мама, и бабушка. И был потом у них с Марьяной долгий и довольно-таки неприятный разговор. А выходя из комнаты, мама пообещала завтра же выбросить на помойку все диски со столь любимыми Марьяной «ужастиками».

Впрочем, что же конкретно приснилось ей, этого Марьяна маме с бабушкой так и не рассказала. Пробормотала лишь, что страшный сон, а какой именно – уже и не помнит…

Но она-то помнила! Помнила весь тот ужас, который вызвало у неё внезапное появление в телевизоре размалёванного лица клоуна с мёртвой и ничего не значащей ухмылкой.

Кто сказал, что дети любят клоунов? Это глубокое заблуждение, если речь идёт не о подростках, а о совсем маленьких детях. Маленькие дети клоунов всё же немножко побаиваются как что-то не совсем естественное.

Это раскрашенное неподвижное лицо с широкой застывшей улыбкой, этот неизменный шутовской наряд, так нелепо, с точки зрения ребёнка, смотрящийся на фигуре вполне взрослого человека. Впрочем, с возрастом эта детская клоунофобия исчезает без остатка, и у большинства подростков (в возрасте Марьяны) вид пёстро разукрашенного клоуна ничего, кроме весёлого смеха не вызывает.

У большинства, но не у всех.

У Марьяны страх перед клоунами остался. Потому, может, что в возрасте шести лет её сильно перепугал (сам того не желая) один цирковой клоун.