– Упала, наверное… – сказала бабушка. – И Марьяшку при этом разбудила…
Марьяна хотела было возразить, что игрушечный клоун, если бы даже и свалился ночью с полки, никоим образом не смог бы самостоятельно докатиться до этого, самого дальнего угла комнаты. Да ещё и стоять там навытяжку, повернувшись раскрашенным ухмыляющимся лицом точнёхонько в сторону спящей Марьяны.
Но, взглянув в напряжённое, встревоженное лицо матери, Марьяна так ничего и не сказала. А бабушка, сунув игрушечного клоуна в карман халата, вышла из комнаты.
– Я его у себя поставлю, – сказала она напоследок. – На телевизор…
Вообще-то, телевизор был в зале, большой настенный, но бабушка у себя в комнате держала ещё и маленький, чёрно-белый, которым весьма дорожила. Наверное, он напоминал ей о собственной молодости…
Бабушка вышла, а Марьяна осталась в комнате вдвоём с матерью, и некоторое время они обе молчали: мать – стоя возле книжной полки, Марьяна – сидя на кровати.
– А это точно не ты его у входа обронила? – спросила вдруг мать, внимательно глядя на Марьяну. – Не ты?
– Не я! – сказала Марьяна, мотнув для вящей убедительности головой. – Я эту игрушку, вообще, в первый раз вижу!
«Вернее, в третий, – мысленно добавила она, – но тебе, мама, об этом знать вовсе не обязательно!»
– Ладно! – сказала мать, подходя вплотную к Марьяне и привычно целуя её в висок. – Пойду тогда спать.
– Иди! – произнесла Марьяна безжизненным каким-то голосом. – Спокойной ночи!
Глава 2
– А что было потом? – спросила Лёля, когда Марьяна, сообщив обо всём этом, вдруг замолчала и на довольно-таки продолжительное время. – Дальше-то что было?
– Дальше? – как-то рассеянно проговорила Марьяна и вновь замолчала.
– Ведь всё это неделю назад случилось, так?
– Две, – сказала Марьяна, подсчитывая что-то в уме. – Точнее, две недели и один день уже…
– И потом что?
– А что потом?! Ничего потом!
Последние слова Марьяна произнесла громко, с раздражением и с какой-то даже злостью, словно раскаиваясь уже в том, что так разоткровенничалась с подругой. И Лёля восприняла это как отличный повод встать и откланяться, что она и проделала незамедлительно.
– Ты что? – всполошилась Марьяна. – Уже уходишь?
– Да, мне пора! – сказала Лёля сухо. – Дел много…
– Подожди!
Метнувшись вслед за подругой, Марьяна выбежала в прихожую, где Лёля уже обувалась. – Я тебя провожу, ладно?
– Ладно! – несколько удивлённо проговорила Лёля. – Проводи.
Подруги уже выходили на лестничную площадку, когда Лёля, случайно взглянув на подругу, вдруг заметила у неё в руке всё того же игрушечного клоуна.
– Зачем ты его взяла? – спросила она, показывая на клоуна.
– Кого?
Марьяна тоже посмотрела на свою руку.
– Не знаю, – сказала она, но голос Марьяны прозвучал как-то не очень убедительно. Вернее, совсем даже неубедительно он прозвучал.
– Ты снова хочешь его выбросить?
– Выбросить?
Марьяна вновь посмотрела на собственную руку (вернее, на клоуна, крепко зажатого в ней), потом она перевела медленный взгляд на Лёлю… Вновь взглянула на клоуна…
– Ну да, выбросить… конечно же, выбросить… давно собиралась…
Лёля ничего на это не ответила и первой стала спускаться по лестнице. Марьяна за ней. И обе при этом молчали.
Лёля вдруг поняла, что не верит подруге. Ну ни капельки ей даже не верит! Марьяна всегда, с самого раннего детства, слыла великой фантазёркой и выдумщицей, и Лёля знала это лучше, чем кто-либо. Знала и всякий раз покупалась на дешёвые розыгрыши подруги. Вот и сейчас «купилась» в сотый, наверное, раз!
Она ждала, что Марьяна вот-вот расхохочется и объявит, что всё это и в самом деле не более чем очередной розыгрыш, но Марьяна молчала. И сосредоточенно о чём-то размышляла.