Я не могла не обратить внимания на то, что обереги в виде волка и звезды, так старательно нарисованные совсем недавно, начисто смыло: на их месте осталась одна грязь.

Я сама затащила девочку за ограду (Большой Гордо ночью наружу и шагу не ступит), и великан захлопнул ворота. Вдвоём мы подняли её и понесли в Приют. Она не говорила и не двигалась, а на виске у неё была большая ссадина от удара градом. Я испугалась: а вдруг уже поздно её спасать и она скончалась, пока мы решали, что делать? Мы закутали девочку в одеяла и устроили возле очага. В его свете я разглядела, какие рыжие у неё волосы.

Я сидела и смотрела на неё, повторяя мысленно короткую молитву о том, чтобы она очнулась и исцелилась. А вдруг, пока мы старались её спасти, за ворота успело просочиться щупальце Погибели?

Большой Гордо посматривал на меня, и в его взгляде я читала страх и неуверенность: было ясно, что он думает о том же, о чём и я. Сверчок то и дело начинал скулить, и мне приходилось успокаивать его, потрепав по шерсти.

– Как бы то ни было, – обратилась я к ним обоим, – об этом никому нельзя говорить. Если она выживет, скажем, что она пришла на рассвете. Никто не должен знать, что мы отпирали ворота ночью. Особенно мэр Беннингсли.

Большой Гордо кивнул, а Сверчок вывалил язык, и я знала, что наша тайна не выйдет за стены этого дома. Хотелось бы ещё верить, что я поступила правильно. Только бы дедушка Вдова на меня не рассердился!

И кто, кстати сказать, эта девочка? Очередная одинокая путница, забредшая в наши края? Кому вообще может прийти в голову бродить по пустыне ночью, да ещё в такую бурю? Очередная странность ко всему, что уже приключилось за этот день. И я понятия не имела о том, что всё это значит. Пророчества Ласло Дунца. Лулу под окнами у старой Эсмерельды. Мистер Майелла, вышедший в шторм. Что творится в нашем посёлке? Как я смогу защитить его так, чтобы дедушка Вдова был доволен? Или я уже утратила контроль над событиями?

Гром ударил особенно близко, и в свете очага я увидела, как девочка улыбается.

Этой ночью я увидела сон. Я стояла на скале, но это была не скала в пустыне, а какие-то огромные окаменелости, словно останки древних богов, выбеленные песком. Это было дикое место, в воздухе висела влага, а уши закладывало от гула прибоя. Долетавшие до меня брызги были тяжёлыми и солёными на вкус, и вскоре я промокла насквозь. Океан подо мной (потому что это не могло быть что-то иное) ярился и ревел, и белые барашки волн долетали до самых туч. Я почувствовала, что меня влечёт в эти воды, словно какой-то зов доносится из зловещей темноты. Как будто сами волны бьются о камни, призывая меня, повелевая вернуться.

Предупреждая меня.

Меня разбудил холодный нос Сверчка, тыкавшийся в лицо. Стоило мне открыть глаза, и он толкнул меня в щёку – наверное, чтобы я рассердилась и проснулась окончательно. Я рассмеялась и стала было выговаривать ему за неприличное поведение, а потом вспомнила, что мы здесь не одни. Я обернулась и увидела, что девочка по-кошачьи свернулась калачиком, а рыжие волосы высохли и упали ей на лицо. Надеюсь, она поправится. Надеюсь, мы вовремя успели спасти её от бури.

Так или иначе, будить её сейчас я не стану. Лучше пусть отдыхает после такой бурной ночи. Я оделась и съела половину холодной лепёшки, оставив ей вторую половину на случай, если она проснётся и захочет есть. За ночь буря утихла, и, судя по сочившемуся сквозь ставни свету, нам предстоял безоблачный жаркий день, такой же, как почти все дни в этой пустыне. Я потянулась, прихватила скрипку, и мы со Сверчком отправились по делам. На пороге я ещё раз оглянулась на девочку. Она даже не шелохнулась. Я быстро помолилась за неё.