Караси, между тем, исправно клюют, дождь то стихает, то усиливается, мир прекрасен, и воздух упоителен. На какой-то момент даже проглядывает солнце, небо становится совершенно чистым, безоблачно-прозрачным и ласково-голубым. Воспоминания о дожде рассеиваются. День кажется светлым и приветливым.

Над вётлами появляется прилетевшая с дальнего пруда сизовато-голубоватая цапля, в какой-то момент она перестаёт махать большими крыльями, широко раскидывает их и плавно парит высоко над рекой и деревьями. Затем она снижается, заходит на посадку и устраивается на верхушке одной из дальних вётел. Вскоре оттуда раздаётся её протяжное и резкое противное «ка-га».

По реке проплывает стая бело-серых гусей. Одни, старшие, озабоченно гогочут, отдавая приказы, другие, подросший выводок, молча выстраиваются в ряд, выполняя команды. Так и чувствуется, что родители предупреждают детей об опасности и советуют быть осторожными с сидящими на берегу рыбаками, которые, однако, ничего плохого делать не собираются и праздно провожают гусиное семейство взглядами.

«Интересно, – глядя им вслед, размышляет Таня, вспоминая дяди-Мишину речь, – а что такое „был утоп“? И „был затянуло“ тоже? Что это за форма такая?»

Она смотрит на замерший неподвижный поплавок, и мысли на заданную тему сами крутятся в её голове.

«Глагол. В прошедшем времени. Сложный – со связкой. Что-то сохранилось из древнерусского языка. Плюсквамперфект, что ли? Предпрошедшее время? Незавершённое. Он же не „утоп“! Не успел. Дядя Миша его спас. То есть „чуть не утоп“, но мог, начинал это делать. Тонул. Но не на момент рассказа. А вчера. И действие было продолжительным. И незаконченным. Тонул, но не утонул. Не дали! Хотя здесь так говорят… Нет, ну точно плюсквамперфект!»

Таня вспоминает слышанные раньше в деревне «был пошёл», «был подумал», «был поехал».

Затем в подсознании у неё всплывает крыловская ворона.

«„На ель ворона взгромоздясь, позавтракать совсем уж было собралась“, – цитирует про себя Таня. – А в конце вообще – „с ним была плутовка такова“. „Была такова“ – гениально!»

Таня замирает от лингвистического открытия – вот они, следы древнерусского языка, – живы и здоровы, существуют, бытуют и употребляются наяву, здесь и сейчас.

Она с тоской думает о всезнающем Гугле, и ей впервые за месяц отдыха хочется к экрану компьютера, от которого сейчас с таким упоением отдыхает, глядя на воду. С каким удовольствием она бы сейчас порылась и покопалась в электронных мозгах в поисках подтверждения или опровержения версии.

«Это что же получается? – радуется Таня. – В диалекте старые плюсквамперфектные формы сохранились!»

– Да я ж тебя! – никак не может успокоиться и продолжает неистовствовать незадачливый рыболов справа.

– Ты там потише! – окорачивает его с другой стороны дядя Миша.

– А чё он! Всю рыбалку испортил! – откликается на замечание бедолага.

Вскоре на тропинке раздаются его шаги, свистящие касания одежды о ветки и громкое тяжёлое дыхание через рот. За вётлами быстро мелькают и исчезают в высокой некошеной траве контуры фигуры.

– Домой побёг, – комментирует со своего места дядя Миша. – За леской.

Деревня находится неподалёку.

Рыбалка, однако же, продолжается. Караси клюют, иногда светит солнце, иногда накрапывает дождь, мысли текут, разговоры неспешно ведутся.

К вечеру рыбаки, собрав снасти, возвращаются домой.

Заглянув в сад, Таня призывно кричит в пространство:

– Обамушка! Иди рыбку есть!

Из-под вишни неспешно появляется разбуженный заспанный чёрный кот и идёт по тропинке к рыболовам.

– Ну что, дождался? – спрашивает любимца догадывавшаяся о его присутствии Таня.