Сельджук подавляет восстания в трёх мелких городах, пополняя не только свою казну, но и армию. Он берёт под личный контроль все три города, выставляет там своих людей и возвращается в Имрис, готовясь к следующему удару. Впервые в жизни Малек, услышав якобы хорошие для него новости, тянется не к вину, а вызывает своих помощников, потому что теперь уже многотысячная армия, собранная в общей сложности из четырёх порабощённых Гууком городов, идёт на столицу Хо.

Хосров был прав, говоря, что это невозможно с их силами напасть на столько городов сразу, но Сельджук его быстро переубедил. После возвращения в свою крепость и несколько часовых разговоров с Хосровом и своими военачальниками, Гуук придумал план, который или должен был сработать, или должен был сработать. Его люди пробирались в центры городов в течение месяца под видом торговцев, а потом по приказу Гуука ударяли по дворцу управляющих. Никаких битв или кровопролитий в городах не было. Гуук тихо убрал верхушку и, открыв казну, обращался к армии противника. Он высыпал перед ними золото и заявлял, что те, кто не поднимет против него меч, его получат. В итоге оставшиеся без армии управляющие были казнены, а та кучка солдат, которая всё-таки выразила сопротивление, была повешена на воротах.

Сельджук ворвался в столицу Хо с двадцатитысячной армией, которая потопила в крови весь город, намеревавшийся оказать сопротивление «варвару». Малек был казнен в своём же дворце, от которого Сельджук приказал «не оставить камня на камне». Сельджук упразднил старое название столицы и назвал город Иблис. Он потребовал привести к нему самых лучших мастеров для строительства резиденции нового правителя. Он сам, оставив управлять всем одного из доверенных людей, вместе с Хосровом и армией двинулся на Мерит и Даган. После падения еще двух государств, вокруг Гуука начали собираться правители других городов и государств. Большая часть сама присылала подарки и прибывала на милость Дьявола, а те, кто отказывался выражать почтение или сопротивлялись, погибали, унося с собой жизни не только своих семей, но и большей части горожан. Из отказавшихся сдаться городов Гуук забирал всё золото и самых красивых девушек, сам город он приказывал спалить, притом главный костер разжигался в самом центре – и это обычно были сложенные в пирамиду головы воинов и бывших правителей.

Гуука начали бояться, одно его имя внушало страх даже видавшим виды воинам, а маленьким детям теперь мамы рассказывали сказки, где главным злом был Дьявол с Востока, который всегда приходил на рассвете. Перед каждой битвой или нападением Дьявола несчастные слышали протяжное «гуук», доносящееся из трубящего рога. Люди в свои молитвы стали добавлять просьбы никогда этого звука не слышать, ведь он знаменовал начало их конца. Те, кто видел его, говорили о шраме на лице, о метке Дьявола на руке, о волосах цвета ночи. Всё это переходило из уст в уста, и в итоге Гуук фактически потерял истинное лицо и принял обличье Сатаны в пропитанном страхом воображении народов.

«Он смешает мир с пылью и вознесётся над ним, проткнув твердь небесную дьявольскими рогами, а все мы будем подчиняться ему. Хвост его будет, подобно хлысту, рассекать воздух, а взгляд – нашу плоть», – повторяли старцы, восседая на ковриках перед молельнями и продолжали безуспешно взывать к Богу за спасителем.

Его неукротимая энергия, жажда крови и тонкий ум поражали. Он не из тех правителей, кто отсиживался во дворце и вкушал блага цивилизации. Гуук почти не сходил с седла, вечно был в степи и всегда во главе своей армии, сопровождаемый братом и лучшим воином – Хосровом, которого называли Вороном. Неразговорчивый, вечно хмурый Хосров всегда был по правое плечо Гуука, а его ладонь покоилась на эфесе меча. Говорили, что он двигался бесшумно и так молниеносно, что, только буквально потеряв голову, человек понимал, что Хосров уже взмахнул мечом. Гуук воевал плечом к плечу со своей армией и был единственным правителем, который не ставил различия между собой и своим войском. Его воины его боготворили, называли отцом, Гуук в свою очередь ел только с ними, как и всегда, делился награбленным и никому не позволял называть себя «правителем».