– Конструктивный диалог у нас вышел, однако.

«Согласна».

Какая я дура…

Часы на стене мерно отсчитывали время, но Алекс уходить не спешил.

Я заметила, как в его ухе блеснула серебряная серёжка и улыбнулась своим мыслям о том, что кое-что в нём всё-таки напоминало Алекса, с которым я была знакома большую часть своей жизни.

Эта мысль пробудила другую, змеёй свернувшуюся у меня внутри: я его не видела в живую около четырёх лет. И за это время я стала той, о которой обычно говорят: «О, ты про Оливию? Да, знал когда-то такую».

– Ты мне за столько лет ничего даже не написал! – из-за этих мыслей у меня внутри вдруг всколыхнулась старая обида и я не смогла её сдержать. – Почему?

Мне хотелось добавить: «Чем я тебя обидела?», но я этого делать не стала.

Это уже было слишком. Даже для нас.

Алекс вновь одарил меня взглядом, пройдясь от моей мокрой макушки до босых ног, скрытых под длинными серыми спортивками.

Наше молчание лучше нас подчёркивало ту пропасть, что пролегла между нами.

Теперь мы были чужие друг другу и нового Алекса я уже не знала.

– Я хотел, но думал, что так будет лучше, – интересно, лучше для кого? Для него? – К тому же, Гарвард выпивал из меня все соки, и я уже ни о чём ином не думал, кроме учёбы.

Да, конечно…

Не думал он! Скорее всего, как и о юбке Кэролайн Леррингтон, с которой их пару раз фоткали папарацци.

Боже мой, что это у меня за ревность? Ведь его личная жизнь не должна меня интересовать!

Я должна была быть рада за него, как за друга, но вместо этого вновь будто оказываюсь в состоянии, как год тому назад: когда после него из моей жизни исчезла и Рия, а я в полном мере поняла, что оказалась за бортом. Выброшенная и ненужная теми, кто мне был крайне близок и дорог.

– Ясно.

Я не знала, что ему сказать.

Желание всё рассказать Алексу никуда не делось. Я хотела поделиться с ним, что чувствовала, когда он разорвал всё, что нас связывало. Но только теперь, увидев его, я осознала, что все эти эмоции улеглись за эти года и теперь во мне их будто бы и не было вовсе. Раньше надо было кричать от боли и говорить о том, как разбил что-то во мне его уход, а не сейчас.

Будто зажившая рана, она неприятна видом своего шрама, но уже не вызывающая боль. Только… Сожаление.

– Спасибо, – поблагодарила его я. – За одежду и за то, что подзарядил мой телефон.

– Не стоит благодарности, Лив. Возьми с собой, зарядишь полностью, – сказал Алекс, вставая с кровати и вкладывая мне в руки провод. Его теплые ладони приятно согрели мои озябшие руки. – Может, как-нибудь зависнем, как раньше? Поболтаем?

Мне удалось выдать улыбку, в которой всё же проскальзывала грусть.

– Конечно, – но я не верила в это. Как раньше уже не будет. – Спишемся, созвонимся, без проблем… Как-нибудь после Бостона.

– После Бостона… Получается, завтра Рия отвезёт тебя обратно?

– У меня учёба, Алекс, – пожала плечами я. – Прогуливать больше одного дня лекции в месяц я не могу, если не хочу слететь со стипендии.

– Ты поступила на то направление, на которое хотела?

– Практически, – не говорить же ему, что после нас многое поменялось. – Ладно, я пойду. Тебе ещё ехать в аэропорт…

Взяв с тумбочки мокрые вещи, захватив телефон и зарядку, и уже развернулась, чтобы выйти из его комнаты, как Алекс вдруг неожиданно обнял меня, потопив в своих объятиях.

Я замерла, всё ещё не веря, что это не сон, а потом обняла его в ответ. Его кудри защекотали мою щёку, напомнив, что я находилась в реальности.

– Рад был встретиться, Ливи.

У меня всегда замирало сердце, когда он так меня называл…

На мои глаза подступили слёзы, но я собрала свою волю в кулак и, когда мы отстранились друг от друга, их уже и след простыл.