– Да я, что вам скажу, я же при таких вот застольях не только не говорил, а даже не видел, а так спасибо вам всем. Тебе, дядя Семен, спасибо, что ты был и есть мне отец. Вам, барыня, спасибо, я вас считаю матерью, а тетя Шура мне и есть мама, и вы, – обратился он ко всем женщинам, – вам моя сердечная благодарность. Ну, а тебе, госпожа Дашенька, я прямо не знаю, что сказать, – все как-то насторожились. Даша смотрела прямо Матвею в глаза. – Ты, госпожа Дашенька, для меня, как родная сестра. Правда, я не знаю, что такое родная сестра, но сердцем своим чувствую, что, как родная сестра, вот если бы барыня с барином позволили бы мне быть, Дашенька, твоим… – Дашенька испугалась: «Неужто ляпнет «быть твоим мужем». Но Матвей сказал, – Быть твоим братом. Я бы был даже лучше, чем родной брат, спасибо тебе Дашенька.

У всех как будто бы свалился какой-то груз с плеч.

– Ну, давайте, – сказала барыня, – выпьем за здоровье и счастье Матвеюшки нашего.

Даша подняла стакан, обратилась к Матвею, улыбаясь:

– Ну, брат, будь здоровым и счастливым, даю слово тебе, я в этом помогать тебе буду.

Они чокнулись первыми, потом чокнулась барыня и Семен, экономка Шура и все остальные. Матвей поднес стакан к губам, обмочил губы в коньяк, он ему показался слишком горьким и противным, Матвей поморщился. Наклонился к Дашиному уху и что-то сказал. Даша шепнула матери. Барыня улыбнулась, объявила:

– Знаете что, давайте, друзья мои, молодых людей освободим от выпивки коньяка, он им не понравился.

Все подтвердили, зачем детям такое зелье давать.

Тогда барыня сказала:

– Пусть дети идут в нашу столовую, там стол накрыт, пусть там кушают.

– Конечно, – экономка сказала, – там все есть.

Семен подтвердил:

– Пусть идут.

Тогда барыня сказала:

– Идите.

Даша взяла Матвея за руку:

– Идем, браток, а то тут со стариками как-то не уютно.

И они ушли в барскую столовую. Матвей и Даша, закончив ужин молчком, оба перекрестились. Матвей, поблагодарив Дашу, еще раз стал ей изливать свою благодарность, и особо стал ее хвалить за рукоделие, за выдумку:

– Я бы ни за что не смог придумать такой рисунок, ну надо же, ты просто художник.

– Матвеюшка, как ты понял, о чем он говорит, этот рисунок? – тихо спросила Даша.

– Рубашка – это, представим себе, земля, земля нас всех кормит и одевает, допустим, рубашка на мне. На груди рубашки – земле, стоишь ты спиной ко мне, защищая меня от злодея. Но злодей обвил тебя двойным кольцом и успел захватить одним своим витком мою шею, пытается укусить меня за подбородок, пустить смертельный яд. Но ты успела правой своей рукой ухватить его у головы и не даешь ему убить меня. Я, Дашенька, помочь тебе в борьбе со злодеем не могу, стою беспомощный. Ты, Дашенька, в этом рисунке отразила действительную нашу жизнь. Правильно я понял твой рисунок?

– Что нас с тобой касается, то все правильно.

– Ну, я пойду? – спросил Матвей.

– Да, пошли отдыхать, а завтра, как договорились, учеба.

Матвей пришел в свою комнату, Семена в ней не было. Матвей разделся и лег впервые в своей жизни на новую постель. Он долго не мог уснуть, все вспоминал о своей жизни. Его ничего не беспокоило, кроме одного – кто его мать, кто отец, где они, что с ними? Каждый раз, когда Матвей вспоминал про мать, у него сами из глаз вылезали слезы. Матвей много придумывал, как он попал сюда, но не один вариант был ему не приемлем. Он одно только утверждал, что барин и есть змей, как вышила Даша на рубашке. Матвей уснул. На следующий день жизнь у Матвея пошла по-новому. Он быстро встал, умылся с мылом, утерся полотенцем, оделся и вышел во двор – было еще совсем рано. Матвей вернулся в комнату и сел за стол читать. Читал он усердно, забыв про время. Он не слышал, как вошел Семен, который сказал: