– Матэ?
Стелла смотрела на некогда любимое чужое лицо. Парень изучал ее глаза в слезах.
– Да, это я, Стелла. Где ты была? Я обыскал все отели в этом поселке. Но нигде не мог тебя найти.
– Матэ?
– Да, да, это я Стелла. Прости, что я не появился раньше, я должен был тебя предупредить…
– Не появился раньше? Предупредить о чем? – Стелла не верила своим глазам.
Молодой человек встал со скамьи, намереваясь обнять Стеллу.
– Нет, нет… Что ты тут делаешь? Немедленно отвечай.
Матэ сжал губы и засунул обе руки в пальто.
– Похоже, моя девушка сошла с ума. Она пошла ни низкий поступок. И я узнал об этом только вчера. И тут же приехал.
Стелла внимательно рассматривала его лицо. Он ни чуточку не изменился, только уже горел для другой.
– Она наняла какого-то парня, чтобы тот… ну типа утешил тебя. Влюбил в себя. Говорит, мол, клин клином вышибают. Я тут же приехал сюда. Искал тебя всюду, а потом официантка в придорожном кафе рассказала, что видела вас. Сказала, чтобы я поискал тебя в этом сквере. И еще сказала, что вы с ним ругались. Он что тебя обидел?
Стелла стояла в ступоре. Она продолжала тупо смотреть на лицо Матэ, как будто пытаясь что-то с него считать, хоть крупинку правды среди всего этого блефа.
– Стелла, что с тобой? Он тебя чем-то обидел?
– Нет.
– Точно? А что он тебе сделал? Где он?
– Ничего. Мы просто с ним играли. И все.
– Играли? Во что играли?
Стелла вдруг, как будто прозрев, таинственно улыбнулась.
– Да так… Одна игра, из психоанализа… Он просто помог мне взглянуть на многое по-другому. И все.
– И все? И ничего не было? Натия сказала, что она заплатила за интим и все такое…
Тут Стелла грустно усмехнулась и села на скамью. Матэ присел рядом.
– Стелла, прости меня. Правда. Натия поступила ужасно. Это была идиотская затея. Я даже не могу представить, кто ее надоумил.
– Не извиняйся за нее. Что сделано, то сделано…
Матэ внимательно посмотрел на девушку.
– Что он с тобой сделал, Стелла?
Стелла повернулась к Матэ, поднесла к его лицу руку, поправила непослушные волосы на лбу и нежно произнесла.
– Он меня исцелил.
Матэ нахмурился. А Стелла встала и быстрыми шагами покинула белоснежный сквер. Она медленно шла до отеля, в котором провела с Ангелом три дня. Поднявшись на третий этаж гостиницы, девушка зашла в пустой номер и на смятой постели обнаружила салфетку с номером телефона. Собрав свои вещи, Стелла спустилась на ресепшен, и удостоверившись, что за все три дня проживания в отеле уплачено, попросила позвонить со служебного телефона.
– Да, – ответил Ангел.
– Я проиграла.
В трубке было глухо, как старой заброшенной хижине в лесу.
– Я не исцелилась. И никогда не исцелюсь. Я всегда буду влюбляться, страдать, наслаждаться и плакать. Потому что я только тогда и живу, когда люблю. Только тогда я чувствую себя собой. Так что можешь улетать на все четыре стороны.
– У меня нет крыльев, – произнес голос в трубке.
– Я знаю. А у меня они есть, – сказала Стелла, повесив трубку.
Спустя ровно полчаса девушка, проглотив салфетку с номером телефона, покинула этот заснеженный город.
«Вечером война»
Давид не спешил выходить из машины. Из своего большого серебристого джипа, полученного в подарок на свадьбу. Дождь метко барабанил по стеклу. На руле неспокойно лежали две руки. Мужчина откинул голову на спинку.
Махровые ресницы на прищуренных глазах не давали им закрыться полностью. Давид смотрел прямо перед собой. Пелена дождя утолщалась.
Был день Гиоргобы – единственного праздника в году, когда семья Давида собиралась под одной крышей. Новый год не в счет. В этот день родственники предпочитали оставаться со своими семьями наедине. А 23 ноября каждый год в доме на улице Джавахишвили собирались члены семьи Накашидзе. Старшие братья Давида Георгий и Серго с женами и детьми и младшая – Мариам. Дома их ждали родители-пенсионеры Гоги и Мэри.