«Исследователи проанализировали разницу в отношении к негативным эмоциям в США и Японии – хорошие страны для сравнения, потому что обе демократичные, индустриализованные, современные и с хорошо развитой системой здравоохранения», – говорит Цай. Но в этих обществах очень по-разному относятся к негативным эмоциям. Как рассказал Ассоциации психологических наук один японский психиатр: «Меланхолия, чувствительность, хрупкость – все это не негативные вещи для японцев. Нам никогда в голову не приходило, что от них нужно избавляться, потому что мы не воспринимаем их как что-то плохое».

В отличие от США, где грусть фактически приравнивают к чему-то плохому. И само восприятие грусти доставляет людям страдание.

В США снижение позитивных эмоций связывают с повышенным индексом массы тела (ИМТ) и менее здоровым липидным профилем крови (важный показатель здоровья). Но в Японии исследования показывают, что люди, у которых снижено количество позитивных эмоций… в норме. Так что эмоции по-разному на нас влияют в зависимости от культуры. И быть грустным причиняет вред здоровью, только если мы боимся быть грустными.

Другое исследование, Калифорнийского университета в Беркли, показывает, что люди, которые принимают, а не оценивают свои переживания, здоровее. Те же, кто избегал негативных переживаний или строго осуждал себя за переживание плохих эмоций, с бо́льшей вероятностью были в стрессе и имели расстройства настроения. Потому что если мы рассматриваем грусть как что-то неправильное или ненормальное, то с бо́льшей вероятностью патологизируем это переживание.

В своей книге «Утрата печали: как психиатрия превратила обычную печаль в депрессивное расстройство»[12] (в принципе, в названии уже все сказано) профессора социологии Аллан В. Хорвиц и Джером К. Уэйкфилд настаивают, что увеличение случаев депрессии в последние годы меньше связано с давлением современной жизни и больше с гипердиагностикой. Историк медицины Эдвард Шортер считает, что «любовная интрижка» психиатрии с диагнозом «депрессия» стала мертвой хваткой, утверждая, что большинство пациентов с депрессией также испытывают тревогу, головокружение, бессонницу и другие разновидности физических симптомов. Хорвиц, Уэйкфилд, Шортер и другие подозревают, что многим из нас ставят диагноз «депрессия», когда на самом деле нам просто грустно – и это прямой результат хитроумного определения депрессии в одной-единственной, но очень важной книге.

Американская психиатрическая ассоциация разработала «Диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам» (DSM) – это увесистый том, который используют в США для диагностики всех психических расстройств. Первое издание DSM было опубликовано в 1952 году в попытке упорядочить разные взгляды на психические расстройства в США, но, когда дело дошло до большого депрессивного расстройства, DSM сосредоточилось скорее на симптомах, чем на контексте. А это означало, что больше не было разницы между «острым медицинским состоянием» и «обычной грустью». Любому, кто имел пять или более[13] симптомов на протяжении двух недель, можно было поставить диагноз «клиническая депрессия», даже если их сниженное настроение, аппетит и проблемы со сном можно было объяснить гораздо проще, например расставанием с партнером или финансовыми проблемами. Ранние редакции DSM также включали скорбную оговорку, что людям нельзя ставить диагноз «депрессия» в течение двух недель с момента утраты. Но в последней редакции DSM-5 (2013 год) этого нет, и граница между понятной грустью и медицинским состоянием окончательно стирается. Сторонники DSM-5 настаивают, что печаль – это общеизвестный предшественник депрессии, и, учитывая серьезный риск не диагностировать большое депрессивное расстройство, разумно было убрать эту оговорку. Но также это означает, что теперь проживание печали можно назвать патологией, а не рассматривать его как нормальное человеческое переживание.