– Я думал, собаки, утаскивающие людей, должны быть черные и страшные, – раздосадовано протянул Марти.

– Да это же Фиц, – Айка выскочила вперед и схватилась за желто-розово-зеленый хвост. – Ой, он, кажется, застрял.

Я подошла и посмотрела на собаку. Это был не жуткий пес фавна, а наш родной пудель Фицджеральд, раскрашенный детьми во все цвета радуги. Я тоже дернула за хвост, пудель взвизгнул, но с места не сдвинулся.

– Застрял, – подтвердила я.

– Нужно посмотреть, что у него спереди, – Марти влез в кусты и через минуту крикнул:

– Он в кроличьей норе. Здесь только половина Фица, вторая внутри.

– Придется тянуть, – решила я, хватаясь за розовую часть собаки.

Уперевшись ногами, я изо всех сил дернула за хвост. Раздался дикий визг, и на свободу вывалился пудель. Через толщу грязи проглядывала разноцветная шерсть. Собака бросилась ко мне и стала облизывать.

– Фу, Фиц! – отстранила я его. – Ты весь грязный и больно царапаешься.

– Только не мыть! – первой выкрикнула Айка.

– И не стричь когти! – вторил ей Марти.

– Мы лучше пойдем на фавна смотреть.

– Нет, – вскричала я, – мне без вас не справиться.

– Будем чистить ему уши? – Айка подняла ухо собаки и заглянул внутрь.

– Блох ловить, – вздохнул Марти, смотря как пудель яростно начесывает себе бок.

– Это скучно, – заныла Айка.

– И бесполезно, – рационально добавил Марти,– он каждый день в овчарне валяется.

– Помыть и подстричь когти, – строго сказала я, беря Фица за ошейник и ведя в глубь сада, где находилось наше тайное место.

Шалаш, спрятанный в зарослях дикого винограда, встретил нас скрипом двери. Ветер зашелестел листвой ворвавшись вместе с нами в тесное помещение.

– Возьми кусачки, – попросила я Марти и присела рядом с пуделем на колени. Увидев инструмент в руках мальчика, он попытался вырваться, но Айка тут же повисла у него на шее.

– Не бойся, – погладила я собаку по голове, – это не больно.

Фиц мне не поверил и стал выдергивать лапу из моих рук. Но держала я его крепко. Тогда он предпринял последний и самый эффективный способ воздействия на своих мучителей. Он завыл.

– Ой, – дети зажали уши, – Лута, сделай что-нибудь, мы этого не выдержим.

Вой был и вправду ужасающий, будто его кладут на алтарь жертвоприношений. Я полезла в карман, достала кулон с толикой магии и накинула ему, поглощающей все звуки. Невидимая пелена защиты легла на собаку. Теперь он открывал пасть, но ни единого звука не доносилось.

– Ура, – Марти открыл уши и убрал руки сестры от головы, – можно жить.

– Да уж, держите его, а я подстригу.

Собаку держали с трех сторон, но сдаваться Фиц не привык, искусно вывернулся и бросился прочь из шалаша.

– Надо его поймать, – рванулась Айка, – он же сейчас в дом побежит.

Я представила это и ужаснулась. Сам герцог в доме, если он увидит несущуюся обезумевшую собаку, раскрашенную во все цвета радуги, открывающую пасть, но не произносящую ни звука – нас точно ждет прилюдная порка. Причем всех троих, графиня, как бы ни терпела сирот, такого не простит.

Мы выскочили в парк и побежали по тропинке.

– Ты слышишь, где он? – крикнул Марти на бегу.

– На нем же кулон с поглощением тишины, он теперь бесшумный, какой бы кавардак он ни творил.

– А-а-а, – раздалось издалека.

– Он-то бесшумный, а вот кухарка Марта в голосе, – хохотнул Марти, сворачивая в сторону кухни.

Когда мы добежали до хозяйских построек, Фица там уже не было. Зато была Марта, которая сидела на телеге, поддернув юбку и с опаской оглядывалась.

– Этот ваш, безродный, – заикаясь, смогла она выговорить, – глазища – во, когтища – во, как побежит.

– Мы все без родителей, – надула губы Айка.