И волей судеб на острие этой войны сейчас находился отрок-государь Иван, уже внушивший первый страх государя Грозного боярам, но совсем не подготовленный к роли правителя бурно развивающейся православной державы в скорых столкновениях с Думой и своими новоявленными опекунами…

Иван, словно догадываясь, что скоро ему придется предпринять самые энергичные попытки избавиться от боярской опеки в полном согласии с завещанием отца при поддержке наставника-митрополита, для поднятия духа и обретения новых сил выехал на богомолье по русским монастырям – паломником в сопровождении «бояр множества». Государь уловил, что настало самое время поднабраться опыта духовной и народной жизни во время «первого страха боярского», тем более что до поры до времени его участие в управлении государством представляется одной видимостью, к тому же Дума вряд ли будет противиться, когда он просится паломничать в далекие монастырские края на богомолье.

Почему Иван пристрастился тогда много ездить по разным землям своей державы, совмещая паломничество по древним русским монастырям и охотничью потеху в диких лесах, словно переняв эстафету у своего батюшки, неисправимого охотника, больше всего на свете обожающего звериную ловлю?.. Ведь догадывался юный государь, да и тонкие намеки митрополита-наставника воспринимал верно: путешествия по монастырям, совмещаемые с охотничьей забавой стоят много денег его подданным, поскольку двор государев требовал угощений и даров, к тому же забавы звериные мешают видеть слезы, печали и бедность народные и мешают даже монастырскому покою и уединению паломника…

Но Иван неожиданно напомнил владыке Макарию, что он паломничает в святые монастырские места по примеру своих почивших родителей, моливших с его помощью о долгожданном рождении престолонаследника. Потому в свои 14 лет по примеру своих родителей с сонмом бояр, чиновников и слуг он и отправляется в Троице-Сергиев монастырь, а оттуда в Ростовские и Ярославские монастыри, а потом в северные земли – в обители Кирилло-Белозерскую, Ферапонтову, Конильев-Комельскцю, Павлово-Обнорскую…

Пафнутьев монастырь в Боровске, где, по рассказам матушки, после молений у мощей святого отца Пафнутия, основателя монастыря, постригшего владыку Макария, также молившегося за чадородие венценосных супругов, был зачат престолонаследник, Иван в первый раз паломничества объехал стороной… Не о наследнике пока думал государь юный, охотясь и паломничая, а о том, как бродящие плотские страсти юношеские обуздать и Господа отступлениями и преступлениями невольными, «детскими грехами» не прогневать…

Владыке же Иван с непритворным удивлением рассказывал о холодности иноческого приема государевой процессии: монахи не особенно-то чинились с венценосным паломником-охотником. Больше всего Ивану запомнился прием в обители святого Кирилла Белозерского: он со свитой прибыл туда глубоким вечером, когда монашеская братия давно уже завершила скромную трапезу и все съестные припасы припрятала в погреб.

Макарий улыбнулся и спросил:

– И что же вам братия сказала, когда вы, на ночь глядя, в обитель к инокам заявились и попросили трапезничать?

Иван немного смутился и, набычившись, промолвил:

– Монастырский подкеларник отказал нам в трапезе…

– Я даже знаю, что в таких случаях говорят монахи…

– И что же говорят? – полюбопытствовал Иван, желая сверить свои наблюдения и опыт владыки…

– Знамо, что говорят в таких случаях монахи, когда в трапезе ночной государю отказывают: «Государя боюсь, только Бога надобно больше бояться…»

– Правильно, владыка… – кротко выдохнул государь.