– Приветствую тебя, Александр Иванович! – священник направился к мастеру, радушно улыбаясь сквозь чёрную с проседью бороду и пышные усы.

– Благослови, батюшка! – Молога сложил ладони одна в другую и немного склонился. Тоже, глядя на деда, сделал и Сергуля.

– Бог благословит! – дважды произнёс батюшка, перекрестил головы и подал руку для целования. Прикоснувшись к руке игумена Сергуля засмущался и вообще постарался стать незаметнее.

– Что, мастер, не сидится на месте? Или для служения пришёл? – лукаво и по-доброму пробасил священник. – Работы тебе и ватаге твоей плотницкой у меня не початый край.

– Я всегда рад поработать у тебя в обители, отец Владимир. Светлое место у тебя тут. Да по срочному делу, в приказ вызван. Видно боярину ближнему новые хоромы нужны, терем или дворец потешный. Так что потом тебе службу сослужу.

– Не так всё просто, Александр Иванович! Пустословием держать тебя не буду, грех, да и спешишь. Знай только, время неспокойное наступает. Государь-батюшка дело задумал великое, труднейшее. Не для потехи позвали тебя, да и остальных. Служивых собирают для похода далёкого. Помолись-ка с внучком у Владимирской иконы, вот тут. Как вырос-то, помощник дедов! – Игумен потрепал Сергулю по макушке. – Возьми ка вон там свечку да поставь у иконы!

Мальчик в нерешительности замешкался у ящика со свечами разного размера.

– Ты бери всегда маленькую, давай-ка и я с тобой! – ободрил его священник. – А чтобы Богу и Богородице виднее было поставь к иконе поближе, вот так! Поди ка сюда, сынок, наклони голову! – Сергуля послушался.

– Вот тебе на шею образ Сергия Радонежского, из Лавры вчера привезли. Знаешь, кто это? Носи, не снимай.

– Мой святой, спасибо большое – проговорил тихо Сергуля. Нательный образок был и впрямь удивительный. Во-первых, несколько больше обычного, для подростка великоват, во-вторых, лик святого был намного точнее канонического, Сергий был на нём как живой.

– Благодарю, отец Владимир. Пора нам. Управимся с государевым делом – в твоей обители может и каменные храмы поставить доведётся – сказал Молога, коротко кивнул и повлёк за собой внука к выходу.

– Благословит предстоятель – доведётся, – ответил игумен и прошептав тихо: «Благослови вас Господь» перекрестил удаляющиеся фигуры.

Дед и внук прошли мимо пышных палисадников Лубянки, оставили по правую руку дымящий пушечный двор, преодолели мостовую Никольской, застроенной боярскими палатами, пересекли по деревянному мосту ров и вошли в Никольские ворота. Не успел колокол отбить полдень, как Александр Иванович занял своё место на скамье среди зодчих мастеров в палатеу дьяка разрядного приказа Ивана Григорьевича Выродкова. Сергуле же было наказано никуда не отлучаться с Ивановской площади, где он и болтался до дедова возвращения.

На мурзу Рашида, бывшего послом Казанского царства при дворе Московского великого князя, было жалко смотреть. В Белой палате ханского дворца собрался Диван – верховный совет знати средневековой Казани. На четырёх топчанах, обшитых кремовым шёлком и серебряными нитями, полусидели карачи – главы четырёх знатнейших родов, фактические соправители хана. На широких скамьях, расставленных чуть далее полукругом, разместились эмиры – основные владельцы земель и угодий, турецкий паша – представитель султана и ногайский хан Юсуф – дедушка нынешнего Казанского хана. Вдоль стен сидели на полу по-восточному мурзы, беки, чувашские и черемисские князья. Все присутствующие так или иначе были обращены лицами к роскошному топчану, примыкающему к главной стене палаты, богато украшенной резьбой по камню: шамаили —изречениями из Корана и характерными для Казани тюльпанами. На этом ложе, являвшимся композиционным центром Белой палаты, в окружении мягких игрушек вертелся двухлетний мальчик – казанский хан Утямыш-Гирей. За ним с царственной осанкой, скрестив опущенные перед собой руки в замысловатых браслетах, стояла Сююмбике, вдова умершего недавно хана Сафа-Гирея, мать маленького Утямыша. По краям царского места стояли четыре широкоплечих стража, каждый из них держал правую руку на эфесе сабли.