– Ну, царем… Это высоко залетаешь, а называйся начальником Зеленого Рая… будешь распоряжаться всеми и приказы рассылать…

– Вот обоих нас назначил на должности, – со смехом проговорил Петр, – а про себя-то и ни слова…

– Куда мне уж с вами… Смотрите, братцы милые, какой я…

С этими словами Парамон, как бы выставляя напоказ свое безобразие, повернулся на неподвижно стоящих ногах в одну и другую сторону, показывая свое винтообразное, изуродованное тело с плечами, высоко торчащими, точно кости от оторванных крыльев огромной птицы. Лицо его, виднеющееся между ними, с ниспадавшими по сторонам прядями рыжих волос, было жалко искажено страдальчески злобной улыбкой, блуждающей по губам, как раздавленная змея в расщелине скалы.

– Видите, какой я… Куда там начальствовать… Да и смирение мое всем известно… С покорной душой родился и с покорностью под небом стою и хвалю Бога: может, и молнией ударит в гневе, что по земле Его ползает тварь этакая… Нет, братцы мои, мне бы только книги читать да наблюдать, чиста ли совесть у всякого человека… Мне это как раз за смирение полагается… Вот я и буду правителем веры и учения в школе.

– Это ты хорошо придумал, – проговорил Петр, кивнув головой. – Ученость и совестливость твоя известны всем.

– Согласен и я… – сказал Василий. – Наблюдай, чтобы совесть чиста была у всякого человека… хорошо придумал.

С минуту все стояли в раздумье.

Вдруг Василий решительно сказал:

– Братцы, милые, подадим же руки друг другу и поклянемся сохранять в тайне все сказанное здесь. Потом и действовать начнем заодно…

– Подождите, голубчики, руки подавать, – остановил обоих братьев Петр, – вы забыли главное…

– А что такое? – спросил Парамон.

– Про отца забыли-то мы, вот что… Про родителя, ветхого старца – и ни слова, а без него никак нельзя… Его только и почитают внуки и правнуки, и он… что Бог.

– Скорее, ворон, – с затаенной злобой ответил Парамон. – Только не клюет больше, потому стар.

– Что ж ты так про отца-то? – удивленно глядя на Парамона, укоризненно сказал Петр.

– Не забыл я о нем, братец милый, и сам хорошо знаю – святыня он для всех в Зеленом Раю, но как он очень уже стар и умом как младенец сделался, то я вот что придумал: говорите ему, что Бог не терпит такого общества – без управителей и начальников, и вот почему, собственно, пошли на нас разные беды – ссорятся внуки беглых каторжников из великой России, и потому надо, чтобы он, Демьян, власть явил. Это мы потом рассудим, как власть проявить и прочее, а пока идите без меня, скажите, что в Зеленом Раю неспокойно без его начальствования, – посмотрите, как обрадуется. Знаю я его, душа его – огонь, да вот воли не было, скажите и так еще: из России шлют полицейских, смотреть, что за деревня такая – без начальства, и в избах без икон; боится он полиции и наш будет, а как ум его ослаб, то будет он не управителем, а старой размалеванной куклой, вот мы и будем, значит, для блага общего начальниками…

– Только чтобы по совести… – начал было Петр, так как, имея тайное пристрастие к деньгам, он в такой же мере был человеком честным и хорошим, и слова Парамона его встревожили, но Василий, терзаемый жаждой власти, быстро его перебил:

– Подадим же, братья милые, руки друг другу и поклянемся держать все в тайне и заодно быть по совести…

– Только боюсь, Парамон милый, – взволнованно заговорил снова Петр, нерешительно протягивая руку, – может, ты не по совести, и Бог не благословит начальствования нашего… Может быть, с умыслом каким говорил неправильно…

– Пусть тогда моя эта рука отсохнет, – проговорил Парамон, поочередно подавая руку братьям. – Пусть тогда Господь в гневе Своем бросит молнию в мое хилое тело, и она прожжет его; пусть нападут на меня лютые болезни, и я буду лежать перед всеми, как сухой лист; пусть короста покроет меня… Пусть…