Мой мозг сделал паузу, отправившись на законный перерыв. Не могу понять происходящее, вечный «лоадинг» висит, загружая данные. Моргаю – ошибка. Еще раз – ошибка. Еремин влюбился? Извилины начинают шевелиться, разгоняя работу серого вещества до скорости света. Сердце биться чаще, падая вниз. Одновременно спускаемся по канатам, под тяжелое молчание толпы подхожу ближе, заглядываю в напряженное лицо. Плевать, что ноги, пальцы, вообще все мышцы перестали слушаться от долгого пребывания в одной позе. Хочу знать.

Очень хочу.

- Еремин, - с придыханием восхищенно произношу. Подбираясь так близко, что кажется он замер, ожидая от меня чего-то. – Ты что же это… втюхался в кого-то? И она тебя продинамила?

Коллективный стон позади нисколько не умаляет моей широченной улыбки первого дурачка на деревне. Макс не выдерживает, складывая ладони рупором, заорав громко, что едва не оглохла:

- Я. Тебя. Люблю!

Ух, едва барабанные перепонки не выбил напрочь. Прочищаю ухо, дернув пару раз за мочку, чуть не оторвав вместе с маленькой золотой сережкой в виде сов, похлопав Еремина по груди, обтянутой спортивной футболкой с какой-то крутой пафосной надписью на японском.

- Вот в следующий раз также своей возлюбленной проори, глядишь до нее дойдет! – киваю, махнув рукой и поворачиваясь к выходу, топнув на толпу ошарашенных собравших парней из «Б» класса. – А ну кыш!

Расступаются, уж не знаю, что такого сказала. Однако слышу голос Семена Аркадьевича, сочувственно произносящего трагичным тоном Максу:

- Ладно, Еремин. Обойдемся без автомата. Тебя и так по жизни судьба обидела, искренне, по-мужски сочувствую. Держись там что ли, парень. Но уроки больше не прогуливай.

Фи, мужская солидарность. Из-за такой ерунды готовы друг друга в десны лобызать. Пялятся еще, будто не мифическая девушка Макса кидает, а я бессовестно разбиваю сердце несчастному парню. Это ведь не правда. Разве могу сердце Еремину разбить, там же вместо органа отвечающего за перекачку крови, плод помидора.

- Идиоты мужики, - бурчу, двигаясь в сторону женских раздевалок, приближаясь к толпе десятиклассниц, стоящих у дверей. Вскидываю брови оглядев парочку, из тех, что перепутать можно с ночными бабочками, рассекающими туда-сюда вдоль остановок посреди ночи. Юбки короче бабулиного согревающего пояса для поясницы из овчины. Жмутся, войти боятся, косясь на дверь открытую.

- Чего встали? – бурчу недовольно, толкая приоткрытую дверь.

- Стой, не входи туда! – пищит одна из бабочек, светловолосая, но поздно Мой взгляд натыкается на перевернутые вещи из собственной сумки, отчего пальцы сами сжимаются в кулаки. В обычное время я бы решила, что это Еремин так прикалывается, если бы не наблюдала сорок минут лицом к лицу подле себя. Подкладка разодрана, тетради разбросаны, пинал вывернут, ручки, карандаши, линейка, резинка – все валяется под лавками вместе с вещами. Хочу дышать огнем и убивать точно Дайнерис Таргариен, влетающая в город под осадой.

- Мы пришли так уже было! – на всякий случай выдает вновь одна из десятиклашек. Осторожно присаживаюсь на корточки, касаясь порванного до ниток пинала, сужая глаза. Кто-то не просто похулиганил, но еще стащил мою любимую корейскую помаду нейтрального цвета с легким блеском. Унес бессовестно, даже не сказав «мерси» на прощание.

- Убью, - рычу, чувствуя, как надо мной нависла тень и слышу голос Еремина. Мрачный такой, суровый, какой я от него раньше не слышала никогда.

- Предлагаю на время заключить перемирие, выловить воришку и руки ему оторвать. Что ты об этом думаешь?

Не глядя завожу за спину левую руку, ощущая, как Макс извернувшись, пожал пальцы в знак соглашения и примирения двух заклятых врагов.