– Вопросами рекламы у нас заведует мистер Грин, мое дело передвигать фигуры, – парировал резкий напор Джека Тишман. – Но мы всегда готовы обсудить интересные предложения.
– Все лучшие предложения исходят только от Джека Донована, ты же знаешь об этом, – похлопав Алана по плечу, летящей походкой бизнесмен двинулся к гостям вглубь ресторана.
Закончив прием гостей, гроссмейстер решил поговорить со своим агентом. Натан вел беседу с двумя дамами в паре шагов от него, увидев, что шахматист кивком головы зовет его к себе, извинился и покинул женскую компанию.
– Есть информация по поводу опеки? – Тишман спешил, с минуты на минуту ведущий объявит его речь.
– Я переговорил с сенатором Гибонсом, он может помочь в ускорении решения, – Натан понизил голос почти до шепота: – Но это не бесплатно, сам понимаешь.
– Да, я могу дать сколько угодно! – воскликнул Алан, опьяненный отличной новостью.
– Тихо, нас могут слышать лишние уши. Ему не нужны деньги, их и так девать некуда. Он хочет, чтобы ты поддержал его на следующих выборах.
– Ты же знаешь, не лезть в политику – мой принцип, – Тишман смотрел Грину в глаза.
– Ну тут тебе выбирать: или принцип, или опека, по-другому никак. Ты не в том мире просишь помощи, место сенатора дает намного больше, чем просто бумажки с портретом президента.
– Хорошо, я согласен, как быстро получится оформить опеку над Патриком? – у шахматиста от волнения начинала кружиться голова.
– Если все пройдет гладко, то три недели, не раньше.
– Хорошо, договаривайся, я поддержу его кандидатуру. И еще, мне Джек Донован предлагает контракт на рекламу, пообщайся с ним, выжми как можно больше, на лечение ребенка потребуется круглая сумма.
Алан услышал голос ведущего, приветствующего публику.
– Не переживай, по части денег мне нет равных, – Грин с тревогой посмотрел на шахматиста. – Ты не очень хорошо выглядишь, ты здоров?
– Просто голова немного кружится, ерунда, слишком много всего на меня навалилось за последние дни.
– А теперь перед вами выступит сам виновник торжества, – голос ведущего гремел на весь зал, привлекая внимание каждого присутствующего. – Дамы и господа, встречайте, семикратный чемпион мира, легенда шахмат, Алан Тишман!
Ресторан взорвался аплодисментами, гости требовали чемпиона. Шахматист кивнул Натану и повернулся к сцене. Немного приподняв руки ладонями вперед и изобразив смущенную улыбку, Алан направился к сцене, по пути принимая поздравления и по возможности благодаря каждого.
– Всем еще раз добрый вечер, – наконец-то добравшись до сцены, он начал свою речь. – Я очень рад, что вы нашли время посетить этот скромный праздник.
Зал захлопал, подбадривая шахматиста.
– Я очень старался, но, как всегда, подвели лобстеры, их не оказалось в достаточном количестве. Вы заметили, что если положиться на лобстеров, то они обязательно подведут.
В зале послышался смех.
– Но такого никогда не случается с селедкой. Потому, если вы решили организовать банкет, положитесь на селедку, она как швейцарский банк, никогда не приносит проблем, – передвигаясь по сцене, Алан достал носовой платок и промокнул вспотевший лоб. – А если серьезно, то я уже седьмой раз чемпион мира, еще никто и никогда не добивался таких результатов в шахматах. Хотелось бы довести это число до десяти, знаете, у меня такая особая любовь к цифрам с нулями.
Зал снова разразился аплодисментами, Алан подождал, пока наступит тишина, и с задумчивым видом, продолжил:
– Если подумать, а что такое шахматы? Какая-то доска со стоящими на ней странными фигурками, которые можно передвигать по определенным правилам, всего-то. Зачем люди тратят на неё всю жизнь? Я не раз размышлял над этим вопросом и всегда приходил к одному – мне просто нравится сам процесс игры. Ни победа, ни титулы, ни почет не могут заменить те несколько часов, когда ты ведешь сражение на деревянной доске теми самыми смешными фигурками. Но в этом есть некое благородство, когда две вершины эволюции, коим является мозг человека, сражаются в интеллектуальной дуэли. И за сим прочим оказывается, что это очень сложная игра, требующая от шахматиста невероятных интеллектуальных усилий. Изучая записи или наблюдая за игрой, я вижу идеальную красоту, а что есть красота – это когда нет ничего лишнего, только шахматная доска и два игрока, мозг против мозга, гений против гения.