Климов рассмеялся, не давай ей возможности договорить. Переведя дух, капитан вольного крейсера смотрит на девушку в упор недобрым взглядом.
– Очень уж вы, юная леди, прыткая. И всё-то вы знаете заранее. Что это вас так интересует служба в моём экипаже на самой низовой должности? Вы же можете отправиться в любой город Союза со всеми вашими знаниями, и там агенты Сверхновой будут вам не страшны. Зачем вам место матроса на моём корабле?
– Затем, что я не хочу поменять одну золотую клетку на другую. Русские, китайцы и индусы помогут мне только в обмен на технологии производства белого порошка, тех самых водоочистителей, что делает Высокий Дом. А для этого им нужен оператор, то есть я. Мне построят ещё один завод или лабораторию, я стану хозяйкой ещё одного Высокого Дома и проведу там в лучшем случае следующие лет двадцать, пока не отдам все свои секреты. Ещё двадцать лет в роли дорогого инструмента, будто мне своего детства мало. Я не хочу менять одних хозяев на других, не для того я рисковала всем, когда помогала вам освободить клиента и бежать самой. Мне действительно лучше пойти к вам простым матросом.
– Слова по-настоящему свободного человека: либо очень смелого, либо чрезмерно самоуверенного. Но всё же, почему именно мой экипаж, почему именно Большевик?
На сей раз Ольга коротко улыбается в ответ, вспомнив давнюю детскую мечту.
– Я всегда мечтала стать такой, как вы, товарищ Климов. Стать капитаном собственного корабля, быть настоящим хозяином своей судьбы. Долгие годы думала об этом, готовила себя, работала и копила деньги. А теперь денег и работы у меня нет, но есть шанс всё исправить. Ваш экипаж – один из самых высокооплачиваемых в солнечной системе, больше получает только Королева Ос. И, работая с вами, я смогу за пару лет заработать на собственный корабль, открыть свой бизнес.
– Но даже эти огромные деньги не главное, их я могу заработать где-нибудь ещё. Главное, что я смогу набраться опыта, уникального опыта в вашем уникальном экипаже. Другой такой возможности у меня нигде не будет, и надо быть клинической идиоткой, чтобы отказаться. Потому ещё раз прошу – возьмите меня в экипаж. Обещаю: вы никогда не пожалеете об этом решении!
Климов даёт ответ не сразу, словно испытывая её терпение, Ольга упорно ждёт. Наконец, не услышав других предложений, Климов говорит без всякого видимого интереса.
– Ты права насчёт денег и опыта. И ещё раз права, когда говоришь, что у нас некомплект, нам снова нужен толковый компьютерщик. Возможно, повторю, только возможно, ты нам подойдёшь. У тебя подходящее образование, и, что ещё более важно для меня, у тебя есть опыт, весьма полезный в нашей работе – боевой опыт…
– Я смогу, я готова!
Лучевой шрам подёрнулся от короткой усмешки.
– Не надо бежать впереди паровоза, товарищ Воронова. Твоему зачислению в мой экипаж мешает одно серьезное обстоятельство: судя по данным обследования, с твоим головным мозгом что-то сделали перед отправкой в Духовку. Что именно, пока неясно, но не думаю, что что-нибудь сильно приятное. Кто знает, может, ты уже не можешь работать, тогда пользы от тебя, как от пассатиж в бане.
Пальцы Ольги сжимаются мертвой хваткой, так что ногти впиваются в ладони: ей кажется, что она падает в бездонную пропасть вместе со стулом, каютой и всем Большевиком. Не сможет работать – перспектива хуже смерти.
– В общем, надо прояснить вопрос твоей профпригодности, и товарищ Чернова сейчас этим займётся. Владимир Ильич, передаю товарища Воронову в твоё подчинение, отправь её к Лене, она в курсе, полный доклад мне на стол к шестнадцати часам.