– Отец невесты твоей, княже, мудр да дальновиден, – не сдавался воин. – Ежели вымолвил, что девка Арконе беду принесет, то так уж и есть. Да и Желанна княжну ободритскую поминала не раз. Лишь худое баяла, смерти ей желала, а ты, княже, за ней в воду прыгнул.

– А ты в няньки ко мне заделался, я погляжу? – Финист говорил негромко, стараясь меня не тревожить, но злость в его голосе не различил бы только глухой. – Да и суд заместо меня взялся вершить? И оттого лишь, что Желанна да папаша ее худое о княжне нашептали?

– Желанна тебе, княже, лепой княгиней станет. Казиста она, нраву кроткого…

Я едва не закашлялась, кое-как взяла себя в руки. «Это она-то нраву кроткого?! Серьезно?!!»

– …а ты на девку чумазую готов ее променять…

Я затаила дыхание. На палубе тоже воцарилась тишина.

– Иди за парусом следи, воевода, – наконец повелел Финист. – Ольгу али дружинного ее боле трогать не смей. Ослушаешься – пеняй на себя, не погляжу, что боярского рода, спрошу за все и за то, что нынче случилось.

Тишина. Похоже, Яромир пытался взять себя в руки.

– Воля твоя, великий князь, – наконец хмуро бросил он и ушел.

Я все еще боялась шевельнуться, чтобы Финист не услышал, как я шебуршусь.

– Ты бы поспала все ж, княжна, – с легкой насмешкой раздалось совсем рядом, за холщовой стеной полога. – Не поведали тебе в тереме брата, что подслушивать плохо?

Я все же закашлялась. Князь еще раз усмехнулся и тоже отправился восвояси.

Щеки пламенели от стыда, я полежала, повертелась с бока на бок. Сон не шел, зато все сильнее саднило горло, плечо разгоралось огнем, в голове закручивалась невидимая, противная, нарочито медленная воронка, заставляющая сжимать пальцами виски и представлять самое страшное, что будет со мной, если Леший вовремя не успеет уничтожить яд. Эдак я и до Арконы не дотяну, слягу только от страха. Надо встряхнуться как-то.

Я высунула нос из-под полога и не пожалела. Впереди лежал остров Буян. А на нем, над высоким обрывом, стоял огромный город-крепость. Мы были еще далеко, и белоснежные каменные стены с торчащими коньками крыш казались открытым ларцом с самоцветами, раскрывшимся среди безбрежного морского простора и черных грозовых туч, клубящихся на горизонте.

Великая Аркона, столица древнего народа руянов. Неприступные ворота в словенские земли. Богатейший город с золотым храмом верховного бога Свентовита. В двадцатом веке от него остались лишь стертые обломки некогда неприступных стен и зыбкая, обрывочная память о сгинувшем величии. И еще песни, что исполняли у подножия Старой Ладоги реконструкторы. Странно и немного жутко было помнить об их словах и смотреть на невредимый город, полный сияния и славы. Еще каких-то двести-триста лет, и от Арконы не останется камня на камне. Если бы не Финист и его дядька Черномор, может быть, города бы уже не существовало.

Лодья стремительно летела вперед. Финист оценил сказанное знахарем обо мне, о норманнском яде да о путешествии в Ирий и велел гребцам садиться на весла, чтоб прибавить в скорости. Корабль Афигена и пленные драккары могла охранить и вторая боевая лодья.

Я поборола усиливающуюся слабость и осторожно подошла к борту. Морские брызги сразу же окатили меня, заставили вздрогнуть от внезапного холода. Будто наяву в ушах зазвенел голос из далекого будущего, певший песнь о правителе Арконы и молодой ладожской княгине… Песнь могли сложить много раньше или столетие спустя о любом из руянских князей, но похоже, не просто так словенские боги наделили меня волшебным даром менять прошлое и будущее на ведовском камне. То, что я списала на грусть и растерянность в тот далекий солнечный день на развалинах Ладожской крепости, было неясным предчувствием беды.