– Тебе нужно прошлое вспомнить.

– Прошлое… О нем мне дядька да невеста моя уж поведали. А сестрица моя да и все, кто со мною в Новоградском княжестве был, молчат, будто воды в рот набрали. Что им стоило молвить, будто Черномор да Желанна правду мне открыли? Выходит, не во всем была та правда. До сего дня не мыслил я о том, что родные мне люди солгать могли, а нынче упали вы мне на голову. Душу перевернули.

– Мила тебя любит и никогда не предаст! Если молчит, значит, нельзя ей сказать, княже… – я сама выговорила и сама же запнулась от нехорошего предчувствия. Ну вот что такое страшное могло заставить великую княжну молчать? Неужели ей настолько приятнее увидеть в невестках купеческую дочку, чем меня?

– Вот у нее и повыспросишь, коли захочешь. Вам, девкам, только позволь рядышком сесть, до утра прощебечите. Мне она правду все одно не откроет. А с тебя, княжна, я боле глаз не спущу, пока домой не отправлю. Уж больно ловка ты дерзить, не глядя, кто перед тобой. Так и до беды недалеко. А спорить ежели будешь…

– В темницу посадишь.

– Не придется, – мрачно усмехнулся Финист. – Ты и без моей помощи там окажешься, с твоей-то выдумкой.

– Но…

– Делать мне более нечего, как глупых девок из темницы вытаскивать. Али мыслишь, у меня забот иных нет?

– Есть, но я…

– Отдыхай, Чудо-юдо, силы тебе пригодятся, чтоб яду норманнскому жизнь не отдать. Мои люди тебя тревожить не станут.

Финист ушел. Что ж, Чудо-юдо, так Чудо-юдо. Видимо, у меня судьба такая – являться перед дорогими мне людьми цирковым клоуном и перепачканной хрюшкой в одном лице. Братец вон тоже меня вначале Чудом-юдом кликал.

Потом я долго лежала под одеялом и рассматривала хлопающий на ветру край расшитого полога. Мне бы уснуть, но не выходило. Мысли путались, хаотично сменяли друг друга, толкались, мешали. Одеяло не спасало от студеного ветра. До чего же холодно вокруг, или это мое сердце медленно покрывается изморозью, уступая норманнскому яду?

Я вздохнула чуть слышно, вспомнив все случившееся с прошлого лета и оценив юмор судьбы. Я всегда знала Финиста дружинным моего брата. Обычным воином, пусть и одним из лучших в дружине. Он звал себя Соколом, беспрекословно выполнял, что велено, и никогда никому ни единым словом не обмолвился о том, что его род во много раз древнее и могущественнее нашего ободритского княжеского рода. Наоборот, Сокол не раз напоминал мне, что княжне даже глядеть в сторону дружинного негоже. А ведь стоило ему хоть заикнуться Рарогу о свадьбе, мой брат не посмел бы ему отказать, уж он-то прекрасно знал, кто такой Сокол. Но таков был князь Арконы – дав слово, он ни за что бы не отступил от него.

И вот прошел без малого год. Все изменилось безвозвратно. Отныне я была княжной не такого уж и большого новоградского княжества, владелицей всего одного города, а Финист вернул себе самый богатый удел в словенских землях, его города на Буяне могли поспорить в богатстве с Царь-градом, войско надежно сдерживало алчность франков, норманнов и цареградцев разом. Он мог пожелать в жены любую девушку, даже дочь короля. Он стал прежним, властным и грозным, истинным суровым правителем. И больше не верил княжне ободритов. А я все надеялась, что он вспомнит меня и свою любовь ко мне. Какая я все же глупая, наивная дурочка. Великие боги…

– Ты ж воин, Яромир. Где это видано, чтоб воин девку слабую утопить пытался? Где честь твоя? – услышала я неподалеку.

– Лепше б она в море сгинула, – прошипел в ответ злющий голос Яромира. – От нее беды одни.

– Много берешь на себя, воевода, – откликнулся ничуть не менее злой голос Финиста. – Коль успел с Афигеном на острове перемолвиться, мысли свои при себе держи.